Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель Страница 44

После мы выпили еще вина, расслабились и поговорили. Для Ганса вечер был радостным, хотя и полным воспоминаний о прошлом. Пауль получил последний шанс расслабиться. Однако я не мог не думать о Берлине и Ирмель. И тут мне в голову пришла идея.

Я представил карту Германии. Берлин находился в 117 километрах от Бергвица; мимо дома, где мы сейчас сидим, проходит главное шоссе. Я отхлебнул еще вина. Мы уложились бы в несколько часов…

Вдруг дом сотряс сокрушительный взрыв – недалеко взорвались бомбы. Все внезапно умолкли. Смотря в потолок, мы ждали. Постепенно звук одинокого самолета стих.

– Должно быть, кто-то забыл о светомаскировке, – предположила мать Ганса.

– Вероятно, они просто сбросили оставшуюся бомбу по дороге из Берлина, – прибавил его отец.

Сейчас самое подходящее время изложить свой план.

– Моя невеста в Берлине… – начал я и откашлялся.

Все меня внимательно слушали. К моему удивлению, никто не возражал.

– Я знаю, что это опасно, – подытожил я, – но сейчас опасен каждый шаг, и я хотел бы забрать ее оттуда, пока у меня есть возможность. Советские войска… – мрачно прибавил я. Даже здесь ходили слухи об их крайней жестокости, особенно с женщинами. – Что бы ни случилось, я хочу, чтобы она была со мной, если нас схватят.

Ганс пожал плечами:

– Вы начальник, господин Хуцель. Приказывайте, и мы поедем с вами.

Я покачал головой:

– Этого недостаточно. Скоро не останется никаких начальников. И наша поездка будет не совсем законной.

Ганс рассмеялся:

– А разве здесь наше присутствие законно?

– Согласен. – Я замолчал.

Пауль встал и положил руку мне на плечо:

– Я с вами. Ведь пока все получается, да?

– А бензин? – спросил я. – У нас закончились карточки.

– Верно, – согласился Ганс. – Но мой отец достанет нам несколько литров.

Старик кивнул.

– А позже мы просто найдем другой способ получить то, что нам нужно. Давайте не будем об этом волноваться.

Итак, мы решили втроем ехать в Берлин. На следующий день мы поздно поднялись, отдыхали в доме родителей Ганса, а примерно в шесть часов вечера уехали.

В десятом часу вечера 11 апреля мы сидели в грузовике в Потсдамском лесу на окраине Берлина, в последний раз обсуждая план. Я решил ехать в Берлин на велосипеде, который по-прежнему лежал в кузове.

– Отдыхайте, – сказал я, садясь на велосипед. – Возможно, меня не будет всю ночь.

Вскоре я ехал по знакомым улицам через центр Потсдама в Берлин. Мой маршрут пролегал по знаменитому гоночному треку Авус, идущему в центр Шарлоттенбурга – шоссе, по которому в обычные дни езда на велосипеде запрещалась. Я был в конце трека, когда ночной воздух прорезала сирена воздушной тревоги. В тот момент я находился у выставочной территории и стадиона, где почти десять лет назад проводились Олимпийские игры.

Сирена воздушной тревоги продолжала ужасающе завывать. Полицейский отправил меня в ближайшее бомбоубежище. Я взял велосипед с собой. Несколько человек в убежище были очень молчаливыми и, как мне показалось, крайне подавленными. Налет закончился за полночь, и я смог снова выйти на улицу.

Оказавшись в Берлине, я ехал по выделенным велосипедным полосам, которые были на всех главных улицах города. Это облегчало поездку в кромешной тьме. Ирмель жила с семьей в квартире в северной части Берлина. Шел второй час ночи 12 апреля 1945 года, когда я постучал в их дверь и увидел их испуганные и сонные лица. Я увидел Ирмель впервые за много месяцев. Она выглядела удивленной и по-прежнему сонной, но целой и невредимой. Когда до нее наконец дошло, что я действительно приехал, на ее глаза навернулись слезы. Я обнял ее, и прошло немало времени, прежде чем мы смогли произнести что-то связное.

Но все было в порядке. Как только семья проснулась и мгновенное удивление от моего визита прошло, я сказал, зачем приехал.

– Я хочу, чтобы Ирмель поехала со мной. Наши сотрудники переехали на юг.

Говоря, я думал о ее родителях. Что делать с ними? Но я не мог тоже взять их с собой; нужно следовать логике даже в вопросах долга и ответственности. Они отлично понимали, о чем я думаю, и хотели так же, как и я, чтобы Ирмель уехала из Берлина, который бомбили чаще остальных немецких городов.

– Мы должны уехать прямо сейчас, – предупредил я их.

– Конечно, – согласился ее отец, и они тут же начали собирать ее вещи.

Пока шла подготовка к отъезду, я сказал Ирмель, что нам лучше вернуться в Потсдам на электричке.

– Это не так просто, как ты думаешь, Дитер, – предупредила она меня. – Нужен специальный пропуск.

– Для электрички?

Она кивнула:

– Для электрички, для трамваев – для всего.

Я улыбнулся:

– Ну, возможно, проблема не такая серьезная, как ты думаешь. Я скоро вернусь.

Я отправился в ближайший полицейский участок в нескольких кварталах от дома и благодаря охранному свидетельству с грифом «секретно» получил необходимые пропуска для проезда на электричке для Ирмель, для себя и для провоза моего велосипеда.

В половине пятого утра на рассвете мы с Ирмель наконец вышли из квартиры. Ее мать провожала нас до вокзала Потсдама. В дороге мы провели два часа – непомерно долго, – и нам пришлось дважды делать пересадку. До чего же сильно испортилась из-за воздушных налетов некогда прекрасная транспортная система Берлина!

Распрощавшись с матерью Ирмель, мы прошли 2 километра до грузовика, везя чемоданы на велосипеде. Когда мы прибыли, Ганс и Пауль спали. Они даже не знали, как долго я отсутствовал.

Я познакомил Ирмель с Гансом и Паулем, а потом мы все вместе поели. Между тем я постарался сделать грузовик максимально комфортным для ночлега.

По дороге в Виттенберг Ганс, Ирмель и я сидели в кабине, а Пауль, как обычно, на крыле грузовика в качестве наблюдателя. Прошло не больше двенадцати часов, но уже стали заметны изменения. В настоящее время наблюдалась значительная активность около мостов – военные готовились их взрывать; дважды мы наблюдали такую же ситуацию на дороге. Количество контрольно-пропускных пунктов и пунктов технического осмотра резко возросло. Нам не удалось бы беспрепятственно проехать без специальных пропусков.

Мы ехали через Виттенберг в Бергвиц, где нас тепло встретили обеспокоенные родители Ганса. По радио недавно сообщили, что американские войска наступают на Лейпциг. Нам следовало немедленно бежать из Бергвица.

Отец Ганса отдал нам остатки бензина, а его мать – большую сумку с бутербродами. Для Ганса прощание было печальным, ибо он не знал, увидится ли с родителями еще когда-нибудь. Сначала мы ехали по главному шоссе в сторону Лейпцига, но у Дюбена свернули на юго-восток, огибая Лейпциг с востока. Мы проехали Вурцен, Лаузик и Альтенбург. Я никогда прежде не бывал в этой местности и сожалел, что меня привели сюда такие обстоятельства.