Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс Страница 43
Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс читать онлайн бесплатно
Начав таким образом сражение, Наполеон приказал Груши продолжать преследование пруссаков, взять Флёрюс, а затем гнать их до Сомбреффа. Потом он вновь поехал в свою ставку в Шарлеруа и прибыл туда в 8 вечера, согласно армейской сводке.
Однако он так и не сообщил Вандамму о том, что им командует Груши, и когда Груши настало время приказать Вандамму взять Флёрюс, в ответ ему сообщили лишь, что Вандамм не обязан исполнять приказы командующего кавалерией и что его солдаты выбились из сил и собираются на ночлег. Кавалерия не могла действовать без пехоты, поэтому на том дело и кончилось, и стрельба затихла.
Генерал Пажоль резко высказывается о Вандамме в рапорте, посланном Груши в 10 вечера. «Похоже, — пишет он, — что этот генерал берет на себя смелость всячески мешать войне». И все же Вандамм был прекрасным солдатом. Вероятно, его войска действительно были без сил, как он и сказал; кроме того, он мог подумать, что если пруссаков той ночью так необходимо было преследовать, Наполеон лично дал бы ему указания на этот счет. Без сомнения, он ощущал некую обиду по поводу того, что Груши был назначен маршалом, в то время как он, которому эта честь полагалась бы по праву его выдающейся службы, вновь оказался в тени.
Судя по поведению Наполеона, не похоже, чтобы он считал важным энергично оттеснить пруссаков в течение дня. Без сомнения, он видел за собой некоторое преимущество и мог подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Прибыв в свой штаб, он пообедал и отошел ко сну. Его главный секретарь барон Фейн написал принцу Жозефу Бонапарту:
«Монсиньор, сейчас девять вечера. Император, будучи верхом с трех утра, вернулся чрезвычайно утомленный. Упал на кровать отдохнуть несколько часов. В полночь ему снова нужно будет сесть на лошадь. Его Величество, не имея возможности написать Вашему Высочеству, просил меня передать Вам следующие сведения:
Армия перешла Самбру под Шарлеруа, авангард находится двумя половинами на дорогах из Шарлеруа в Намюр и из Шарлеруа в Брюссель. Мы взяли в плен 1500 человек и захватили 6 артиллерийских орудий. Четыре прусских полка разбиты. Император также понес незначительные потери…»
Это был крайне оптимистичный взгляд на ситуацию. В действительности французами были убиты, ранены и взяты в плен около 1200 пруссаков с небольшими потерями с их стороны. Пруссакам в ту ночь не на что было жаловаться. Один корпус Цитена столкнулся лицом к лицу почти со всей французской армией, и ему удалось собрать свои разрозненные подразделения и почти все сохранить, серьезно задержав наступление французов.
В ту ночь французская армия расположилась биваком на следующих позициях: 1-й и 2-й корпуса — между Маршьенном и Франом, дивизия Жирара — в Ванженье, около Флёрюса; кавалерийские корпуса Пажоля и Эксельманса — между Ламбюсаром и Кампинером, корпус Вандамма — прямо позади них, вокруг Солельмона; гвардейская пехота — между Жийи и Шарлеруа; кавалерийские корпуса Мийо (Мило) и Келлермана, а также 6-й пехотный корпус — около Шарлеруа, но еще на дальнем берегу Самбры; 4-й корпус — вокруг Шатле, и одна дивизия — на другом берегу реки.
Поздно ночью Наполеон поднялся, чтобы поесть и прочитать рапорты, среди которых был один от маршала Нея.
Рапорт, посланный в тот вечер в Париж, содержал слова: «Радость бельгийцев не поддается описанию». Однако, хотя бельгийцы и вправду не желали быть объединенными с Голландией, перспектива быть заново завоеванными Наполеоном, который ранее рабски принуждал их сражаться за него, не представлялась им желательной альтернативой. Вторжение французской армии на бельгийскую землю обернулось несчастьем для местных жителей, ибо она превращала в руины все, что попадалось на ее пути. Большинство французских солдат считали само собой разумеющимся предаваться грабежам и насилию. Они презирали законы нормальной цивилизованной жизни; их возбуждала перспектива сражений и жизнь аферистов и искателей приключений. Более того, им приходилось самим о себе заботиться, живя на опустошаемой ими же земле; добрые и разумные, без сомнения, оставались голодными. Англичанин Скотт, посетивший Бельгию сразу после Ватерлоо, пишет о французских солдатах:
«В то время как ему следовало бы приобретать то, что позволило бы ему стать независимым и полезным членом общества, его почти ребенком тащили и приковывали к машине имперского Молоха. Здесь его вкусы приспосабливались к мерзости и низости его положения: его устремления были неразрывно связаны с успехом преступления, распространением резни и разнузданным грабежом; короче говоря, его чувства были отравлены со всех сторон, и поскольку это делало его полным подобием его хозяина, его можно было осуждать почти безоговорочно».
Процесс этот длился с тех самых пор, когда в еще юной Франции была введена система мобилизации, пишет он. Наполеона вполне устраивало иметь армию, непригодную для нормальной жизни, так как его солдаты скорее пошли бы в любую кампанию, чем остались голодать в своей собственной стране. В самой Франции армия не меньше, чем везде, была бичом Божьим: еще со времен Директории целью французского парламента было удерживать ее за границей. За несколько недель до описываемых событий генерал Дёрнберг писал: «Французы реквизировали на границе огромное количество не только провизии и фуража, но и денег, так что маленькая деревня должна была выплатить от 5 до 6 тысяч франков». А незадолго до вторжения ходили слухи, что французские войска собираются делать набеги в Бельгию, грабить деревни и уводить весь скот.
Теперь, когда кампания началась, бельгийцы столкнулись с не очень милостивым отношением захватчиков, которые вытаптывали их урожай, поедали скот и птицу, обшаривали дома и вообще вели себя так, будто им все дозволено. Только зная о привычках французской армии, становится понятно позднейшее дикое отношение бельгийских крестьян к павшим солдатам. Бельгийцы, как показывает журнал капитана Мерсера, были замечательно добры и гостеприимны в обычных условиях, но тогда они были разъярены отношением к ним. (Генерал Раде, начальник военной полиции, ушел в отставку на том основании, что контролировать поведение солдат было невозможно.)
В то время как тысячи изможденных людей уснули посреди полей, когда Наполеон, сидя за богатым столом в Шарлеруа, разговаривал со своими штабными офицерами, герцог Веллингтон выехал на бал герцогини Ричмондской в Брюсселе. Он услышал о вторжении французов лишь в три часа дня. Принц Оранский, приехавший из своего штаба, чтобы посетить бал, привез ему новости об атаке французов на Тюэн, и вскоре после этого барон Мюффлинг, прусский атташе при штабе Веллингтона, прибыл с рапортом от Цитена, сообщавшим о том, что Шарлеруа находится под угрозой. Герцог сказал Мюффлингу, что его войскам приказано собраться вместе и находиться в полной готовности немедленно выступить на марш; однако место сбора нельзя определить до тех пор, пока планы французов не станут известны.
В течение вечера Мюффлинг получил посланное в полдень донесение Гнейзенау, в котором говорилось, что противостояние началось, что прусская армия собирается в Сомбреффе под прикрытием корпуса Цитена и что Блюхер намерен дать сражение 16-го числа. Будучи проинформирован, герцог дал дальнейшие указания: 1-му корпусу собираться в Энгиене, Брен-ле-Конт и Нивелле, 2-му — в Ате, Грамоне и Соттегеме; резерв, находившийся внутри и вокруг Брюсселя, должен был приготовиться выступить немедленно; резерву кавалерии приказано было собраться в Нинове.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments