Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи - Луи Фредерик Страница 42

Японцы в своем большинстве по-иному, чем европейцы, относятся к такому переходному событию, каким является смерть: она не внушает им страха, ибо там их не ждут никакие ужасные муки (некоторые буддийские секты, правда, считают по-другому), равно как не ждет их и рай, который представляется им маловероятным. Единственное, что привил им буддизм, — так это учение об относительности всего сущего: все, что родилось, непременно придет к распаду и смерти. Смерть — это факт, присущий жизни точно так же, как и рождение. Большинство буддистов отличаются от последователей синтоизма тем, что верят в некое подобие рая после смерти, но не рая, который является вознаграждением наиболее добродетельным людям, как его представляют иудаизм и христианство, а состоянием абсолютного блаженства, отсутствия желаний и страданий. Некоторые буддисты полагают, что их дух вернется на землю, другие — что он непременно достигнет этого состояния блаженства, рая Будды Амиды (Амитабхи). Есть и те, кто считает, что после смерти физического тела их дух вольется в сумму всех душ вселенной. Что касается синтоистов, то они не верят ни в ад, ни в рай, а считают, что после смерти станут невидимой высшей сущностью, коми. Сам же факт ухода из этого мира представляется им нечистым. Буддийские и синтоистские верования очень часто обращаются к теме смерти, как правило, говоря о том, что смерть — неизбежность, и никто, даже император, не может перехитрить ее, и было бы иллюзией считать ее более чем просто одним из жизненных событий. Тем не менее — это верование существовало с самого рассвета японской цивилизации — физическая смерть рассматривалась не как нечто пугающее, но как что-то нечистое, и требовалось выполнить многочисленные ритуалы, чтобы избавиться от скверны. Поэтому похороны по синтоистскому обряду сопровождались проведением многочисленных очистительных ритуалов. Синтоизм с отвращением относится ко всему, что касается физической смерти, поэтому необходимыми церемониями занимались, как правило, буддийские монахи, и начиная с VI века, когда в Японии появилось учение Будды, именно монахов привлекали размышления о смерти (возможно, потому, что образование делало упор на том, что происходит с человеком после его кончины), в то время как различные каннуси (священнослужители синтоизма) предпочитали иметь дело с вопросами, касающимися повседневной жизни. До Мэйдзи синтоисты считали буддийских монахов нечистыми людьми, поскольку те неизбежно были связаны с проведением похоронных обрядов. Многие японцы старались избегать встречи с ними. Но если случалась смерть, верующие буддисты сейчас же принимались искать монахов, чтобы услышать от них слова утешения и провести необходимые обряды. На совершение самоубийства не налагалось никаких религиозных запретов, японцы считали, что каждый волен положить конец своей жизни, если он того желал: «хорошая» (то есть достойная) смерть была предпочтительнее жизни в бесчестье. Таким самоубийством часто восхищались, хотя и сожалели о человеке.

В Европе самоубийство, совершаемое самураями и называемое харакири (сами японцы предпочитали термин сэппуку), вызывало удивление и казалось недостойным деянием. На самом деле этот способ уйти из жизни никогда не носил такого жестокого характера, как это со смакованием описывают рассказы, в которых герой вспарывает живот и вырывает внутренности в присутствии врага. Это чистейший вымысел. В действительности тем, кто совершал сэппуку, вспарывая живот, почти всегда помогал друг или свидетель (кайсакупин), который должен был по приказу совершающего самоубийство отсечь ему голову саблей после того, как тот совершал ритуальное надрезание живота. Надрез не был глубоким и не задевал ни одного жизненно важного органа, лезвие кинжала проникало в тело всего на несколько миллиметров, что не вызывало сильной боли. После совершения харакири помощник точным и сильным движением отсекал голову от тела. Надрез на теле погибшего ясно говорил о добровольном решении уйти из жизни и не давал повода обвинять в смерти того, кто выполнил его приказ. К этой «почетной» смерти прибегали только представители военной аристократии, простолюдины же предпочитали другие способы самоубийства. Сэппуку стало редким явлением в годы Мэйдзи, так как приказ совершить самоубийство не исходил больше от высшей власти, как это было в эпоху Эдо, и основывался только на личном желании человека покончить с собой. Сэппуку, совершенное в 1912 году генералом Ноги и его супругой, которое не являлось харакири в строгом смысле этого слова, поскольку муж и жена перерезали себе горло, стало одним из последних в истории Японии, хотя и позднее к этому обычаю прибегали крайние националисты вроде писателя Мисимы Юкио. Часто говорят о том, что генерал Ноги покончил с собой, чтобы не пережить императора, которому верно служил до его смерти. Но эту причину нельзя считать единственной. В предсмертном письме мы читаем, что причиной, побудившей его уйти из жизни, было то, что он стремился искупить свою вину, когда во время войны на Кюсю в 1877 году (!) позволил врагу поднять знамя, которое нес. С этих пор он постоянно вынашивал идею о смерти. И тридцать пять лет ждал момента, чтобы во время похорон императора «заплатить долг».