Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте. 1941-1945 - Адольф Галланд Страница 41

Совсем недавно мы вместе с Удетом были в Восточной Пруссии, в одном из охотничьих домиков Геринга под названием "Эльхвальд" ("Лосиный лес"). Память услужливо подсказала мне все наши разговоры, и это заставило меня предположить кое-что. Впрочем, обстоятельства его смерти очень скоро вышли наружу. Удет погиб не в катастрофе и не в результате несчастного случая. Он застрелился у себя дома.

Конечно, Удета очень любило молодое поколение летчиков-истребителей Он был везде популярен. Имея на своем счету 62 сбитых самолета во время Первой мировой войны, он служил нам примером для подражания. Помимо этого, он был другом и товарищем с богатым жизненным опытом. Его потрясающее мастерство летчика в сочетании со счастливым стечением обстоятельств, не сравнимое ни с чем обаяние и стремление брать от жизни все лучшее — все привлекало в нем, его невозможно было не любить. Он был яркой личностью с горячим сердцем, талантливый человек с врожденным чувством юмора. Как выдающийся пилот, он объездил весь мир: делал фильмы в Гренландии вместе с Лени Рифеншталь, ездил в экспедиции в Африку, его также чествовали в Северной и Южной Америке.

В 1933 году он возвратился в Германию. Его старый приятель со времен Первой мировой войны и последний командир эскадрильи, Герман Геринг, сумел убедить его, после некоторого сопротивления, принять участие в процессе реконструкции люфтваффе, причем он совершил головокружительную карьеру и здесь, став первым инспектором истребительной авиации, а затем в 1936 году начальником технического отдела военно воздушного министерства. В 1938 году ему присвоили звание подполковника, а год спустя назначили ответственным за переоснащение немецкой авиационной промышленности в качестве помощника государственного секретаря авиации и генерального инспектора люфтваффе по авиационной промышленности и тылу. Удет, безусловно, никогда не боролся за возможность обладать военной властью и влиянием, но, как только оказался на этой должности, стал поддерживать своих коллег и сослуживцев, независимо от того, достойны они были этого или же нет. Несмотря на то что он обладал огромным человеческим великодушием и благожелательностью, ему явно недоставало таланта организатора и строгости при выполнении работ. И если он доказал свою непригодность выполнять ту работу, которую ни него возложили, то в этом надо винить не его, а тех, кто ему се поручил.

В последний раз, когда мы виделись, я с трудом узнал его: непосредственное жизнелюбие, беззаботный юмор и приветливая сердечность — все это куда-то исчезло. Он был в состоянии глубокой депрессии. Само течение воины все больше говорило ему, что люфтваффе стоит на неверном пути. "Истребители, истребители и снова истребители — вот что необходимо! Тысячи и тысячи", — часто повторял он. Несмотря на это, количество истребителей, производимое германской авиапромышленностью, находившейся под его надзором, было недостаточно даже для того, чтобы возместить наши потери, которые мы несли на Восточном фронте, где уж тут было говорить о сохранении или о восстановлении превосходства в воздухе на западе. Он очень хорошо понимал, что нам грозит, и говорил, что Восточный фронт стал "Верденом воздушных сил". В конце концов он потерялся в политическом лабиринте немецкого высшего руководства и изнемог под возложенным на него грузом.

Его смерть глубоко задела меня, особенно когда я услышал, что он покончил жизнь самоубийством, ведь мы провели вместе столько счастливых часов. Иногда он шутя говорил: "Не приближается ли число сбитых тобою самолетов к моему?. Я надеюсь, война кончится до того, как ты достигнешь моего рекорда". Я не забуду того вечера, когда он пригласил меня и Мельдерса в свою холостяцкую квартиру, где мы обсуждали и тщательно анализировали все особенности войны в воздухе. "А сейчас мы будем стрелять", — сказал Улет и протянул нам пистолеты, ружья, круги мишеней и толстую свинцовую плиту вместо полигона для стрельбища. Он не собирался признавать нас лучшими стрелками. "Это все оттого, что я очень хочу пить", — говорил он. Причем с каждой новой бутылкой шампанского мы стреляли все хуже и хуже, так что к концу вечера Эрнст Удет стал лучшим стрелком.

Серьезные размышления и счастливые воспоминания проходили перед моим мысленным взором, когда мы — шестеро летчиков-истребителей, все носившие самые высокие награды Германии за храбрость, окружили почетным караулом гроб Удета, стоявший в здании министерства военно-воздушных сил. На нас были стальные шлемы и полная парадная одежда, украшенная знаком — необычайно большим мечом военно-воздушных сил. С нами должен был быть и Мельдерс. После сотого сбитого самолета его вызвали с фронта и назначили командующим истребительной авиацией. Некоторое время он находился вместе с истребительными частями в Крыму, однако плохая погода не позволила ему вовремя прибыть на пышные похороны в Берлине.

Вид у погребальной процессии был очень внушительным. Всю дорогу по направлению к кладбищу Инвалидов, что на севере Берлина, позади гроба шел сам Геринг.

Обратный путь к Ла-Маншу я совершал вместе с Осау, командиром истребительной группы номер 2, но когда наш поезд остановился на крошечной станции в Липпе, мы увидели, как вдоль поезда взволнованно бежал начальник станции и выкрикивал мое имя. "Подполковник Галланд, срочно к телефону!". Когда я вышел из вагона, человек в красной фуражке совсем сконфузился, скорее всего, в истории станции никогда такого не было, чтобы скорый поезд делал остановку в связи со срочным правительственным звонком. Я взял трубку, на другом конце линии находился генерал Боденшац. Первое, что он спросил, — это не сижу ли я, а когда я ответил, что нет, то попросил меня сесть. И тогда сказал: "Мельдерс погиб в роковой катастрофе. Не медля ни секунды вы должны вернуться назад в Берлин. Через пятьдесят минут прибудет экстренный поезд и доставит вас обратно. Это приказ рейхсмаршала!". Сильно расстроенный, я достал свой чемодан, потом попрощался с Осау.

"Не-111", на котором Мельдерс вылетел из Крыма, из-за плохой погоды вынужден был совершить аварийное приземление в Лемберге. На следующий день оп приказал продолжить полет, хотя пилот его самолета был против этого да и погода была ужасной. Во время полета отказал один из двигателей, поэтому они решили сделать посадку в Бреслау и стали снижаться сквозь густые тучи и туман, приходилось приземляться вслепую, по приборам. Однако летчик очень быстро совершал снижение, а когда он попытался снова добавить газу, то заглох и другой двигатель. Ему только удалось разглядеть линии электропередач железной пороги с одной из сторон аэродрома, как вдруг самолет потерял скорость и рухнул на землю с очень низкой высоты. Мельдерс и старший механик погибли сразу. Пилот, обер-лейтенант Кольбе, опытный летчик, воевавший в Испании, скончался по пути в госпиталь. Те, кому удалось выжить, адъютант Мельдсрса и радист, помогли восстановить картину происшедшего во всех деталях.

Конечно, вокруг смерти Мельдерса поднялась целая волна слухов. Общественность подозрительно восприняла эту новость, ведь самоубийство Удета тоже было представлено как несчастный случай. Со стороны все выглядело так, будто, пытаясь замять дело они тем самым искушали судьбу, потому что теперь, начиная с Мельдерса, последовала целая серия трагических авиационных несчастных случаев, в которых гибли ведущие политики и высокопоставленные военные лица. Наверно, можно было бы издать книгу, целиком составленную из легенд, посвященных этим происшествиям.