Огненный всадник - Михаил Голденков Страница 41

— Хорош! — хлопнул гетман рукой по столу. — Что было, то было! Верно! Дров наломали будь здоров, но не от хорошей жизни! Мы же ведь сразу со Швецией или Турцией хотели унию заключить! Дернул черт! Так вот, я тут переписываюсь тайно с гетманом Речи Посполитой Янушем Радзи-виллом. Он мне то же самое предлагает — заключить союз со Швецией и воевать с Московией и Польшей. Друг другу помогать то бишь! А то мы за москалей кровь проливаем, а они уж точно за нас не будут ляхов бить. Ибо время идет, а из добрых намерений Переяславской рады одно лишь худо выходит пока! Надо, панове, аккуратно выждать да потихоньку отзывать войска Золотаренко из Литвы. Сегодня Подобайло убили, а завтра кого? Самого Ивана Золотаренко?..

Однако в этот вечер русинские полковники решили не предпринимать конкретных мер, но согласились больше войск царю не посылать и обдумать предложение Януша Радзивилла по поводу союза. На том и разошлись, пообещав выпить чарку за упокой черниговского полковника.

В то же самое время под Смоленском, в ночь на 16 августа, в движение пришли все московские войска. Трудно сказать, то ли отъезд Кмитича из Смоленска всполошил царских воевод, то ли хорошая пьянка сподвигла царя на подвиги, то ли засиделся государь московский под городом, но еще не выветрился хмель из голов царя и его князей, а сигнал «на штурм» был отдан из трех гортонов.

Во втором часу ночи московитяне силами князя Петра Долгорукова уже шли на штурм со стороны Молоховых ворот и Шейна пролома. Их поддерживали наемные солдаты полковника Франца Трафорта. Ратники Дмитрия Долгорукова бежали с лестницами на Наугольную башню у Веселухи. Здесь же были и все главные воеводы царского войска: князь Иван Хованский, Иван Хромой-Волконский, два князя Толочановых. К Лучинской башне устремились ратники Богдана Хитрова, а с ним и солдаты британского полковника Александра Гипсона. Днепровые ворота и Наугольную башню царь приказал атаковать голове стрелецкому Артамону Матвееву. К Пятницким воротам шел стольник и воевода Иван Богданов Милославский, а с ним дворяне Гаврило и Михайло Федоровы, дети Самарины. К Королевскому пролому выдвинулся полк головы стрелецкого Дмитрия Иванова и Дмитрия Зубова. Вся гигантская армада московского войска пришла в движение.

— Быстро! Быстро! Занять места согласно расчету! — распоряжался на стене Боноллиус, размахивая шпагой. Защитники фортеции шустро разбегались по кватерам, заряжали мушкеты, прочищали пушки… Никто не суетился, все привычно выполняли свою работу, к которой за полтора месяца уже приноровились.

— Шнеллер! — кричал своим мушкетерам Корф, но и этих солдат подгонять не приходилось. Их мутные шлемы уже поблескивали в темноте у бойниц стены. Внизу же, под стенами, во мраке ночи, освещаемое зажигательными осветительными ядрами, копошилось море вражеской армии, вверх торчали лестницы, много лестниц. Обухович позже утверждал, что противник приставил их к стенам до четырех тысяч.

Первым подвергся штурму Большой вал, или Королевская крепость, которую царь желал захватить в первую очередь. Со стены по осаждающим затрещали мушкеты, ухнули пушки, но уже ничто не помешало московитянам быстро приставить лестницы. По ним вверх устремились люди. Почти все сразу были сбиты вихрем пуль, а несколько лестниц смоляне скинули. Вдарили городские картечницы, кося осаждающих десятками. Однако атакующие демонстрировали удивительный пример мужества и бесстрашия: они, не обращая внимания на падающих убитых и раненых товарищей, деловито поднимали лестницы, приставляли их к стенам и потоком устремлялись вверх, чтобы свалиться вниз с дырой от пули в голове, груди, шее или с криком полететь вниз, ошпарившись струей раскаленного свинца или смолы. Дымом мушкетов затянуло всю кватеру Королевской крепости, защитникам казалось, что они дерутся в густом тумане, из которого на них с саблями и бердышами выпрыгивают враги. Схватки начинались и на самой стене, но здесь московитов ждала быстрая смерть от холодной стали и горячего свинца. Однако и защитники несли потери — особенно губительным был огонь московских тюфяков, прикрывавших атаки на стены.

Несколько тысяч московских ратников с петардами устремились к Большому валу и, наткнувшись перед воротами на преграды, начали рубить палисад. Смоляне стреляли по ним сверху, на головы штурмующих летели бревна, камни, кирпичи, вновь гремели залпы мушкетов. Здесь на стене командовал пан полковник Остик, невысокий худой мужчина с перевязанной головой под мушкетерской каской. Вот уже горы трупов лежат у стены, но новые ряды атакующих прямо по телам убитых и раненых бесстрастно идут на новый приступ, словно машины, а не люди. По ним из пушек палят из соседней башни, ядра липко впиваются в тела, разрывают людей на части, отрывают головы, штурмующие падают, но на место павших встают новые и новые боевые «машины», упрямо идущие навстречу урагану свинца, чтобы умереть или победить.

Это море людей позволило московитянам полностью вырубить палисад и разбросать избицу. Полковник Остик со своей пехотой защищался храбро, но его сил было явно недостаточно. Едкий пороховой дым затопил всю кватеру Большого вала. Полковник двигался в дыму почти на ощупь, то и дело перепрыгивая через упавших солдат. Обороняющиеся тем временем рубили и колотили чем ни попадя атакующих, влезающих на кватеру. Блестели мокрые спины раздетых до пояса канониров с банниками в руках.

— Руби их! Бей! Вон их! — кричал Остик, размахивая саблей.

Остик даже сам не понял, как сцепился с забравшимся на стену бородатым великаном в стрелецкой каске, который ударом поломанного бердыша отбросил в сторону саблю полковника. Но пан офицер с мушкетерским кинжалом-дагоем храбро набросился на исполина. Великан схватил Остика за шею, желая либо удушить, либо швырнуть вон со стены. Остик с покрасневшим от усилия лицом и хрипом от сдавливающих горло пальцев стрельца принялся колоть этого московита да-гоем, нанося удар за ударом. Бородач словно не чувствовал уколов, продолжал душить офицера. В глазах Остика потемнело. Он уже слабеющей рукой нанес последний удар. Великан ослабил хватку, пошатнулся, отпустил горло полковника. Остик, кашляя и хрипя, уперся изо всех сил руками в грудь московита, желая столкнуть гиганта со стены, но тот стоял как вкопанный. Тогда полковник стащил раненого противника на себя и сбросил во двор города очередным ударом дагоя. Московитянин упал вниз на доски, его каска полетела в сторону. Сам же московит, шатаясь, поднялся, словно хмельной, не понимая, где находится, но Остик уже этого не видел. Он схватил упавшую саблю и сильным ударом отсек голову очередному показавшемуся в проеме врагу в мохнатой шапке и с ножом в зубах.

— Аллах акбар! Ла илляхи илл Аллах! [12]— послышался громкий крик со стороны нападавших. Это татарская рота бросилась на стену. Им на головы полетели гранаты, новую партию которых в больших плетеных корзинах только что притащили подростки и женщины Смоленска.

— Пусть пан Корф пришлет помощь! Хотя бы двадцать мушкетеров! — крикнул Остик молодому хлопчику, схватив его за локоть. — Ты меня понял?

— Зразумел, пан! — ответил хлопчик и с испуганным лицом юркнул вниз по лестнице.