Огненный всадник - Михаил Голденков Страница 40

Думал царь, что бравым маршем он к сентябрю выйдет к границе Польши. Но этот план уже сорвался, ибо под Смоленском сложили головы пять тысяч человек, а сдачей города даже и не пахло. Вот и у Золотаренко дела шли слишком туго для полного оптимизма.

— Штурмовать! Всеми силами и сейчас же! Проклятый город! — истерично кричал царь, мечась по шатру и разбрасывая в бешенстве географические карты, доклады, лежавшие на его столе, черновики писем, письменные заказы новых пушек и ядер в Туле, письмо из Москвы, сообщающее о начавшейся в городе эпидемии. Все это он начал рубать саблей с криком: «Проклятье!»

С обратной стороны шатра притаились стольники Петр и Дмитрий Алексеевичи Долгоруковы с Богданом Хитровым. Хитров осторожно прислушивался, стоя ближе всех к выходу — он только что вышел из шатра.

— Что там? — спросил Петр Долгоруков.

— Кажись, опять буйствует, — шепотом отвечал Хитров.

— Нехорошо это, — поморщился Петр, — значит, жди беды.

Тогда пойдем, Богдан, подобру-поздорову отсель. Думаю, 6 Зак. 1703 хотели мы как лучше, а выйдет все худо. Заставит завтра же на штурм идти. Как пить дать заставит.

— Оно может быть, — кивнул Дмитрий Долгоруков, — а что по Кмитичу сказал?

— Да ничего! — пожал плечами Хитров. — Он такого не знает и не помнит.

— Доведет наш дурень нас до гробовой доски! — зло блеснули синие глаза Дмитрия. — Надо как-то в свои руки руководство брать. Надавить на него нужно сильнее, чтобы уходить на Волынь скорее. Надавить через Морозова надо, ибо царь наш всегда дядьке Морозову письма пишет да советы спрашивает. Вместе всем надо ему сказать, а не одному Богдану. Нет здесь митрополита Никона, некому его с толку сбить!

И все трое отошли от шатра.

Однако князья Долгоруковы и Хитров напрасно боялись государевой злобы. Уже через пару часов Алексей Михайлович вновь выглядел спокойным и добрым. Он приказал готовить пир на следующий день. И вот 15 августа на Девичьей горе был накрыт стол для всех воевод. Перед пиром царь провел тайное совещание, на которое, однако, не пригласил Хитрова, как и иностранных полковников. Алексей Михайлович, тем не менее, изложил точку зрения Хитрова и спросил, как быть в ситуации, если русские казаки выразят протест против затянувшейся войны в союзе с московитами против родственных «бе-лорусцев», а не против ляхов.

— Это верно! — закивали все головами. — Неправильно мы это все сделали!

— Надо было, наоборот, унию заключить не с Малой Русью, а с Литвой против Польши, тем более что литовский гетман Януш Радзивилл поляков не жалует, — говорил князь Иван Хованский.

— Так давайте предложим этому гетману свое покровительство и защиту от Польши, с условием, что занятые нами города, естественно, со Смоленском, остаются у нас, раз уж Бог их нам дал. А остальными землями и городами, так и быть, пускай литвины подавятся! — предлагал князь Иван Хромой-Волконский. — Пообещаем им как обычно — их свободы и хозяйства сохранить. Ну, а потом ляхов и жидов выгоним и своих людей на их места поставим! Так уже делали в Брянске.

Все одобрительно кивали головами, мол, правильное решение.

— И Литва наша будет, и глядишь, вместе с русинами и литвинами Польшу завоюем! А там и всю Инфляндию у шведов отберем. И вот тогда будем жить — не тужить! Все наше на Балтике будет! — радовался стрелецкий голова Артамон Матвеев.

— Матвеев! — строго окрикнул его царь. — Со Швецией мы пока не можем воевать, а вот все земли Руси и Литвы подчинить можем вполне. Но Смоленск — это заноза в нашем заду! Смоленск надо срочно брать, как и Витебск, Могилев, Минск и Вильно, чтобы говорить с Радзивиллом с позиции силы. А то он еще подумает, что мы испугались!

— Завтра же на штурм пойдем, государь, всем миром и возьмем этот чертов город! — кричали оба Долгорукова, поднимая кубки с медом, — ей-богу, ведь шапками закидаем!

— Этой же ночью, — хитро улыбнулся царь, — сможете?

— Сможем! — почти хором ответили князья Долгоруковы.

— Царев город! — закричали все, поднимая кубки за царя и победу. Поднимал кубок и запорожский атаман Золотаренко.