Миклухо-Маклай. Две жизни "белого папуаса" - Даниил Тумаркин Страница 40

Каульбарс не предлагал, по крайней мере на первых порах, овладеть огромной Новой Гвинеей, но считал необходимым ее всестороннее изучение. Поэтому он приложил к своей записке «Программу для исследования острова Новой Гвинеи», которая предусматривала широкомасштабные картографические, физико-географические, зоологические и этнографические изыскания, возможные лишь при использовании экспедиционного судна с учеными разных специальностей ^[280].

При ознакомлении с запиской Каульбарса бросается в глаза его хорошая осведомленность: он с уверенностью пишет о том, что Миклухо-Маклай отправляется на Новую Гвинею, хотя сам ученый до возвращения в Россию в июле 1870 года лишь самым доверенным лицам сообщал, какой именно остров в Тихом океане он решил сделать полем своих исследований. Разгадка проста: Каульбарс был не только действительным членом РГО, но и офицером Генерального штаба, который поддерживал тесные контакты с Остен-Сакеном как с сотрудником «смежного» ведомства. Военный зарубежник, или, проще говоря, разведчик, он снабжал высокое начальство информацией и проектами по военно-политическим вопросам ^[281].

Каульбарс выразил в своей записке мнение, что русская колония в Меланезии должна со временем получить права и привилегии, которыми обладала недавно ликвидированная Российско-Американская компания ^[282]. Это наводит на мысль, что он, как и Остен-Сакен, принадлежал к числу тех чиновников и офицеров, которые были недовольны продажей Аляски и выступали за усиление роли России на Тихом океане.

Нам не удалось обнаружить следы рассмотрения предложений Каульбарса в правительственных ведомствах. Но не подлежит сомнению, что с содержанием его записки был ознакомлен главный начальник флота и морского ведомства (на правах министра и генерал-адмирала) великий князь Константин Николаевич, который был также председателем РГО. В ближайшем окружении царя он был одним из главных сторонников продажи русских владений в Америке и выступал против приобретения далеких заморских территорий. Уже одно это предопределило судьбу амбициозного проекта Каульбарса. Но дело было не только в личной позиции всесильного генерал-адмирала. Продав Русскую Америку Соединенным Штатам, правительство Александра II продемонстрировало ограниченность сил и возможностей России на Тихом океане и, более того, продолжение курса на континентальный, а не морской путь расширения империи. В «высших сферах» Петербурга не помышляли тогда о колониальной экспансии на Тихом океане, а заботились об обеспечении надежной защиты дальневосточных окраин и закреплении в Приморье, недавно присоединенном к России.

В то же время царские сановники понимали, что для российских интересов в долгосрочной перспективе небесполезны длительные исследования Миклухо-Маклая в Океании и возможное появление на ее карте русских имен. Эти соображения в конечном счете и определили благожелательное отношение морского ведомства к экспедиции, задуманной Миклухо-Маклаем. Но консерватизм руководящих чиновников этого ведомства, в том числе престарелых адмиралов, мешал изменению утвержденного маршрута «Витязя» ради доставки путешественника непосредственно на Новую Гвинею. Корвету было предписано идти традиционным путем, которого придерживались русские военно-морские суда, следующие из Балтики на Тихий океан.

Необходимость самостоятельно добираться на Новую Гвинею из Батавии существенно увеличивала, как уже отмечалось, путевые расходы Миклухо-Маклая. Субсидия в 1200 рублей, выделенная путешественнику советом РГО, могла покрыть лишь часть ожидаемых затрат. По расчетам Николая Николаевича, на первые годы его путешествия нужны были пять тысяч рублей, которые требовалось взять с собой — наличными или в виде аккредитивов на иностранные банки. Убежденный в чрезвычайной важности своей экспедиции ученый, казалось, нашел выход из положения: предложил матери продать причитающуюся ему часть акций пароходной компании «Самолет», которая вновь начала платить высокие дивиденды. Не отказывая прямо сыну, Екатерина Семеновна ссылалась на то, что не сможет выгодно продать акции до отплытия «Витязя», хотя на самом деле Николай поднял этот вопрос заблаговременно, еще до возвращения из Йены. Подлинная причина ее мягкого, но решительного отказа заключалась в том, что Екатерина Семеновна — по совету брата, отставного артиллериста Сергея Семеновича Беккера — решила стать помещицей и копила деньги на покупку имения. Уже несколько лет брат разъезжал по России, подыскивая поместье, которое можно было приобрести по сходной цене, желательно в рассрочку.

Убедившись в непреклонности матери, давшей ему немного денег лишь на текущие расходы, Миклухо-Маклай попытался одолжить недостающие средства у М.С. Воронина — видного ботаника, приват-доцента Петербургского университета, — который владел несколькими промышленными предприятиями. Эти деньги, писал ему Миклухо-Маклай, «будут уплачены по векселю в течение следующих двух лет моей матерью или в течение 1871 г. моим товарищем, князем А.А. Мещерским, которому обстоятельства в настоящий момент не позволяют мне помочь» ^[283]. Однако Воронин в ответном письме выразил сочувствие намеченному путешествию, но в просьбе отказал, сославшись на только что начатые два крупных дела и на семейные обстоятельства ^[284].

Нуждаясь в деньгах, Николай Николаевич перед самым отплытием передал в зоологический музей свои коллекции губок, собранные на коралловых рифах берегов Красного моря, причем попросил директора музея академика Брандта возместить «издержки на собирание, хранение и провоз этих коллекций», составляющие 300 рублей серебром ^[285]. Некоторые члены совета РГО безвозмездно снабдили молодого путешественника научными приборами и инструментами. Так, помощник директора Главной физической лаборатории в Петербурге М.А. Рыкачев дал ему новейший анероид (прибор для измерения атмосферного давления), а директор гидрографического департамента Морского министерства вице-адмирал С.И. Зеленой — термометр для измерения океанских глубин. Но все равно имеющихся у Миклухо-Маклая средств было явно недостаточно для научного предприятия такого масштаба, и во время плавания ему пришлось одалживать деньги у командира судна.

Между тем на корвете «Витязь», стоявшем в гавани Кронштадта, заканчивались последние приготовления к дальнему вояжу. Николай Николаевич несколько раз съездил в Кронштадт, познакомился с офицерами и командиром корвета Павлом Николаевичем Назимовым, осмотрел отведенную ему каюту. «Своей каютой (сравнительно большой) и своими спутниками я более или менее доволен, — писал он профессору-индологу О. Бётлингку, с которым подружился зимой 1869/70 года в Йене, — и я рассчитываю, что эти отношения сохранятся и в дальнейшем, ибо я поставил себя так, чтобы поменьше общаться с офицерами» ^[286]. Отплытие, первоначально назначенное на сентябрь, несколько раз откладывалось — официально из-за задержки с ремонтом и перевооружением корвета, а фактически из-за обострения международной обстановки в связи с начавшейся в июле 1870 года Франко-прусской войной ^[287].