Дело: «Ястребы и голуби холодной войны» - Георгий Арбатов Страница 40

Киссинджер несколько раз брал слово и говорил нам о реалистическом плане окончания войны во Вьетнаме. Но наши участники, при всей симпатии к планам прекращения этой войны, от обсуждения его идей воздержались.

В перерыве я объяснил ему ситуацию, и в частности то, что наши участники – крупные, известные ученые, но никакие не политики. Тогда он изложил план мне, сказав, что приехал в Москву по поручению министра обороны США Макнамары с его предложением: американцы уйдут из Вьетнама без всяких условий, но только через какое-то время, скажем, через 1–2 года; это позволит им «спасти лицо».

Я пообещал в тот же день передать это предложение нашему руководству. Предупредил: не думаю, что он сразу получит ответ – дело, как он сам, по-видимому, понимает, было не простое. На этом вопрос был закрыт.

Спустя примерно месяц состоялась моя первая поездка в США. Я позвонил Киссинджеру по телефону, чтобы условиться о встрече. Он пригласил меня зайти к нему на работу, в Западное крыло Белого дома.

Я не замедлил воспользоваться приглашением и тут же отправился в Белый дом. Предъявив охране паспорт, прошел в примечательное правительственное здание и нашел кабинет Киссинджера. В этой большой комнате за большим письменным столом, заваленным бумагами, сидел (довольно гордо, явно наслаждаясь своим новым положением) хозяин кабинета.

Мы с ним поговорили о делах, и в частности о необходимости начинать наконец переговоры об ограничении вооружений (с чем он выразил полное согласие), о визите американского президента в Китай, о Вьетнаме.

Он меня спросил, как идет становление моего института. Потом он пригласил в кабинет своих помощников и познакомил меня с ними. Я воспользовался случаем и пригласил их всех на прием, который посольство устраивало в мою честь этим вечером. (Это я, конечно, согласовал с нашим посольством.) Они поблагодарили и обещали прийти.

Потом помощники ушли, а самого Киссинджера куда-то вызвали. И произошел забавный инцидент. Через пару минут вбегает растерянный хозяин кабинета, извиняется и говорит, что на столе остались секретные документы, и, извиняясь, просит меня подождать его несколько минут в приемной. На это я ему сказал:

– Конечно, я подожду, но жаль – я только хотел подойти к столу познакомиться с бумагами, хотя потом раздумал – все ваши секреты нам все равно давно известны.

Он рассмеялся и сказал, что я, наверное, прав – в эффективности работы КГБ в Америке давно не сомневаются.

Наступил вечер, и Киссинджер со всей своей командой прибыл в посольство. (Как сказал он сам, впервые в жизни.) Через некоторое время по внутренней лестнице сбежал из своих апартаментов вниз только что прилетевший из Москвы посол Добрынин. Вскочивший с постели специально, чтобы познакомиться с Киссинджером, о приходе которого в посольство ему только что доложили. Они познакомились, и это стало началом работы нового канала связи между Вашингтоном и Москвой.

Что касается меня, хорошие отношения с Киссинджером сохранились, и, приезжая в США, я всякий раз с ним встречался и подолгу беседовал и до и после назначения его Государственным секретарем.

Уйдя с государственной службы, Киссинджер написал несколько объемистых книг, как мемуарного, так и чисто теоретического характера, в том числе серьезный труд «Дипломатия» (к которому я написал тоже довольно большое послесловие).

Уже как частное лицо Киссинджер посетил пару раз Москву. При этом немало времени он провел в институте США и Канады. После «холодной войны» настроения его менялись. Распад «советской империи» он встретил с большими надеждами и оптимизмом, которые вскоре сменились разочарованием. Потом он некоторое время связывал большие надежды с тем, что Америка стала единственной сверхдержавой, но и за этим всплеском надежд последовало разочарование, а теперь, по-моему, Киссинджер снова ждет каких-то крупных перемен в мире. Все это, правда, лишь мои догадки – я давно с ним не говорил. Но остроты ума и глубины знаний он наверняка не утратил, сохранив в этом смысле прежнюю молодость.

Разговоры наши были в основном деловые, хотя очень часто мы спорили (тоже по существу). Но чем больше я Киссинджера узнавал, тем больше восхищался его политической эрудицией и прозорливостью. Деловые отношения с годами переросли в дружеские. Встречи приносили удовлетворение и даже какую-то радость. Возможно, прежде всего, просто потому, что мы еще, несмотря на преклонный возраст (обоим за 80), продолжали работать…