Серебряная ветка - Розмэри Сатклиф Страница 40

И в этот самый момент внизу, под ними, что-то упало со стуком, затем раздался треск обвалившейся штукатурки.

— Что это? — встрепенувшись, спросил Флавий.

Маленький шут слегка сжался, как нашкодивший пес.

— Может, это камень расшатался в столбе, который пол подпирает. Когда мы были внизу, я пополз вперед послушать, что происходит наверху, и он сдвинулся с места прямо у меня под рукой, когда я нащупывал дорогу в темноте. Может, я что-то нарушил…

Теперь наконец стало ясно, что это был за скребущий звук в глубине водяной камеры.

— Все одно. Лучше уж пусть дом валится, чем терпеть тут саксов, — заявил Флавий и протянул руку к лампе. — Тетя Гонория, могу я ее взять? Думаю, стоит пойти посмотреть, что там случилось. Куллен, пойдем, покажи мне.

Тетя Гонория, сидящая на одном из немногих уцелевших стульев, поднялась.

— А я пока похлопочу об ужине для вас, — сказала она.

Юстин не пошел ни с тетей Гонорией, ни с Флавием, не видя в этом необходимости, — на него вдруг нашло какое-то странное спокойствие, он был уверен: сейчас произойдет нечто необычное. И он в ожидании встал возле домашнего алтаря. Теперь, когда унесли лампу, в атрии было так же темно, как в водяной камере. Он слышал шум ветра и дождя, настороженную тишину несчастного, покалеченного дома, слышал, как под полом движутся двое, как кто-то сердито заворчал, скорее всего Флавий. Последовал тихий, неясный звук, будто что-то передвигали, потом приглушенное восклицание и, спустя короткое время, шаги в сторону двери.

И вот наконец они появились, тени перебегали и кружились перед лампой, которую нес Куллен, Флавий же держал в руках какой-то бесформенный сверток. Как только Куллен поставил лампу на прежнее место на алтарь и пламя успокоилось, Юстин бросил вопрошающий взгляд на Флавия и поразился: тот с плохо скрываемым волнением не отрываясь смотрел на сверток.

— Все в порядке? — спросил Юстин. Флавий кивнул:

— Дом пока не рушится. Вывалился кусок штукатурки из старого тайника в одном из столбов водяной камеры. И в нем оказалось вот что.

— А что это?

— Я… сам еще не знаю. — Флавий повернулся к лампе и начал осторожно разворачивать темные, с затхлым запахом складки ткани. — Шерсть вся сгнила, как трут, но погляди на складки внутри… куда падает свет. Юстин, они ведь были алые!

Юстин взглянул на ткань, потом протянул руку и пощупал полуистлевшую материю. Флавий раскрыл последние складки — да, шерсть была алой, цвета воинского плаща.

Теперь Флавий держал в руке орла [13]из золоченой бронзы: зеленые пятна меди проступали в местах, где сошла позолота, орел был побитый, изувеченный. Там, откуда когда-то росли широкие серебряные крылья, зияли впадины, как пустые глазницы, но этот дерзкий в своей неистовой гордости поворот головы со всей очевидностью говорил — это все-таки орел. Юстин перевел дыхание.

— Ведь это орел, — шепотом произнес он, все еще не смея поверить своим глазам. — Я хочу сказать, это орел какого-то легиона.

— Да, орел какого-то легиона, — подтвердил Флавий.

Но в Британии, как известно, пропал только один легион.

Некоторое время они молча разглядывали удивительную находку, а маленький Куллен, не сводя взгляда с орла, с весьма довольным видом помахивал сзади собачьим хвостом, слегка дергая задом при каждом взмахе. Пропавший Девятый, исчезнувший Испанский легион, который шагнул в северный туман и… исчез.

Юстин заговорил первым.

— Все-таки этого не может быть… это слишком невероятно, — сказал он по-прежнему шепотом. — Кто снова принес его на юг? Из легиона ведь никто не вернулся.

— Не знаю. Но помнишь, отец Марка исчез вместе с легионом? И всегда рассказывали семейное предание о каких-то приключениях на севере… Может быть, Марк отправился туда, чтобы докопаться до истины и принести назад орла. Римский орел в руках раскрашенного народа — слишком опасная и объединяющая идея. Ты помнишь, Юстин, как однажды на ферме… вечером мы с тобой гадали, с чего все это началось? Почему он вдруг получил наградные и земельный надел в дар от сената? Ты видишь теперь, как все сходится?!

— Но… но если даже он принес орла обратно, почему надо было прятать его здесь? И почему л-легион не сформировали заново?

— Его не спрятали, его, наверное, просто захоронили перед алтарем. Может быть, он был покрыт позором. Этого мы теперь никогда не узнаем. Но очевидно, какая-то причина все же была.

В освещенном круге от лампы, нежно-желтом цветке посреди темного дома, они смотрели друг на друга со все возрастающим волнением, с которым росла и уверенность в правильности своей догадки, а рядом стоял маленький шут и махал за спиной собачьим хвостом.

— Ставлю все свое имущество на то, что это орел Девятого легиона.

Они не заметили, как вернулась тетя Гонория. Она выложила на стол сверток с едой и сказала:

— Вы, насколько я понимаю, нашли под полом потерянного орла. В другое время я бы удивлялась, охала, всплескивала руками, но сейчас, мне кажется, мы не можем возиться с потерянными орлами. Вот еда — погоня может возобновиться в любой момент. Скоро уже рассвет, а после учиненного здесь переполоха только мойры знают, не проснутся ли вот-вот Волумния и все остальные. Поэтому скорее берите еду и уходите!

Флавий словно не слышал последних слов тетушки. Он вскинул голову, глаза неожиданно загорелись под рыжими бровями. Прижимая к себе покалеченного орла, он заявил:

— Как раз сейчас самое время находить орлов. У меня есть жалкое подобие легиона, и вот теперь боги посылают нам знамя, за которым мы можем идти. А кто мы такие, чтобы отказываться от дара богов?

— Так возьмите его с собой. Забирайте и поскорее уходите!

Флавий, все еще прижимая к себе орла, повернулся к алтарю и стал глядеть на крошечное, как крокус, пламя лампы, потом перевел взгляд на бронзовые фигурки домашних богов в нишах, и Юстин так и не понял, видит ли он их или же смотрит куда-то вдаль сквозь них.

— Я снова беру его на старую службу, — сказал он.

— Флавий, дорогой мой, — вкрадчиво проговорила тетя Гонория. — У меня была беспокойная ночь, и я не владею своими нервами. Прошу вас, уходите, иначе я сорвусь и всем вам надеру уши.

Они наконец собрались: Флавий снова замотал орла в остаток того, что некогда было плащом, а Юстин сунул под мышку сверток с едой. Тетя Гонория унесла лампу в другую комнату, чтобы их силуэты не увидели в дверях, затем она вернулась и первая выскользнула проверить, все ли спокойно, и только потом поманила их за собой. В последний момент, когда они уже стояли на пороге атрия и теплый дождик мочил их лица, Флавий сказал, обращаясь к тете Гонории: