Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин Страница 40

— Отныне не только мне, но и вам, сударыни, следует быть предельно осмотрительными, точнее, бдительными, чтобы не дай Бог не повторилась печальная история Кутепова.

— Ты считаешь… — жена не договорила, заломила руки.

— Именно, — подтвердил Миллер. — Враги не дремлют, способны на любую провокацию. Красных ничто не остановит для достижения грязного дела. РОВС многоглавен, как Змей Горыныч, следом за первой головой враги могут пожелать снести вторую, сиречь мою. Не верю, что моего предшественника увезли в красную Россию. Зачем, спрашивается, усложнять задачу? Проще убить на месте, нежели тащить за тридевять земель и морей. Могли подойти к генералу на улице, тем более что Александр Павлович не имел охраны, выстрелить в затылок и труп сбросить в Сену. Москве Кутепов не нужен: суда, тем более открытого, над ним бы не провели, иначе пришлось признаться перед всем миром в совершении бесчестного поступка, коим является похищение.

— Ты в праве остерегаться, — согласилась супруга. — Но при чем твоя семья? Мы не представляем для чекистов опасности, далеки от политики.

— Вы можете стать заложницами. Похитят и потребуют выкуп — мою жизнь, в крайнем случае немедленную отставку. Умоляю, даже приказываю не общаться с малознакомыми, не гулять в одиночку, не отворять дверь даже почтальону. Коль задержитесь по делам, немедленно телефонируйте, куда ушли, когда вернетесь, а покидая дом, оставляйте записки.

Миллер увидел, как насторожились дочь с женой, захотел чуть успокоить, но врожденная холодность даже к близким людям не позволила показать слабость. Миллер смотрел на дочь с женой и в который раз пытался разглядеть в них черты жены Пушкина, которая приходилась супруге бабушкой.

2

От предшественника Миллер перенял все лучшее, в первую очередь умение властвовать, иногда (для пользы дела) даже деспотичность, проявлять непоколебимую решительность.

Рабочий день начинал с просмотра свежей прессы, в том числе большевистской, поступающей с опозданием из Москвы. Делал вырезки заинтересовавших статей, прятал в сейф, где лежало медицинское заключение о скоропалительной смерти Врангеля: Миллер почитал барона с того дня, когда тот сделал его помощником начштаба. Лежали в сейфе акты, рапорты, донесения, касающиеся пропажи Кутепова: все это Миллер хранил, как Скупой рыцарь копил монеты.

«Жаль, враги ничего не сообщают о нынешнем начальнике своего Госполитуправления, как переименовали ЧК, товарище Менжинском, хорошо бы узнать о нем побольше, о семейном положении…»

В сейфе Палач Севера (как Миллера окрестили в Москве) держал и копии своих обращений к правительствам разных стран с требованиями произвести обыски в советских посольствах, где в каком-либо из подвалов могли прятать Кутепова.

«Не соизволили ответить, лишь передали устно, что не имеют права проникнуть на территорию чужого государства. Меня поддержал один Бурцев: речь идет об уважаемом всеми лидере русской эмиграции, дипломатические реверансы неуместны. Бурцев, прирожденный следователь, не уставая твердит, что вышел на след Лубянки во Франции, еще немного, и объявит, что случилось с Кутеповым, кто и как его похитил, куда увезли…»

В одном из отделов сейфа были документы о шведском спичечном короле Иване Крешере, которого нашли убитым в кабинете, причиной смерти называли участие в биржевых махинациях с ценными бумагами, но главное, хранение в собственном банке денег РОВС. Миллер имел все основания считать, что Москва отомстила банкиру за финансирование антисоветской деятельности.

Среди газетных вырезок имелось сообщение о выловленном в Женевском озере трупе Игнаса Рейсса (он же Порецкий), поляка из Галиции, долгие годы работавшего резидентом ВЧК — ОГПУ в Европе. Перед гибелью разведчик разорвал всякие связи с чекистами, опубликовал гневное письмо в ЦК партии, где разоблачил творимые Сталиным беззакония, злодеяния, уничтожение революционеров-ленинцев. Многие, в том числе Миллер, считали, что с Рейссом расправилось ОГПУ.

«Руки у чекистов длинные, дотянутся до любого, в том числе до меня…»

Чего не было в сейфе, так это информации о провалах заброшенных в Совдепию агентов — они бесследно пропали, не выйдя на связь.

«Арестовали при пересечении границы? Перешли на сторону врага, чтобы вымолить прощение?»

Ответов Миллер не имел, в фатальных провалах винил беспечность, неосторожность, игнорирование бдительности, но только не предательство. С этим в штабе соглашались далеко не все, говорили, что Кутепов не допустил бы провалов, коль они произошли, следует тщательно расследовать причины.

«Меня нельзя обвинить в принижении роли Кутепова, он многое умел и многого добился. Но стоим с ним на противоположных полюсах, имеем разные взгляды на стратегию, тактику террора. Я намного старше его, посему обладаю большим жизненным опытом, знанием людей… Не напугает ли именно это чекистов, не подтолкнет ли разделаться так же со мной? Впрочем, если большевикам и стоит кого-либо опасаться, то Скоблина, который вернулся в политику, засучив рукава взялся за «внутреннюю линию» и зорко следит, чтобы в нашу среду не проникли агенты врагов…»

О Скоблине с некоторых пор Миллер вспоминал все чаще:

«Благодаря ему удалось без нежелательных последствий погасить в зародыше вспыхнувший среди штабистов небольшой бунт из-за моего решения реорганизовать отделы, сместить нескольких начальников…»

Ежедневно (иногда по нескольку раз за день) Миллер стал звонить Скоблину, чтобы обсудить дела, получить совет, рекомендацию, и все больше убеждался в аналитическом уме генерала, его организаторских способностях. Тем не менее редко приглашал в кабинет, ни разу не позвал в гости.

«Надо с подчиненными держать дистанцию, даже если они в том же звании, что и я, нельзя допускать, чтобы подумали, будто имею любимчиков…»

Миллер был благодарен Скоблину за предостережение по поводу формирования нового отряда боевиков: Николай Владимирович опасался, что «окно» на границе провалено, группе грозит гибель от пуль пограничников или арест, обратил внимание на плохую подготовку боевиков, посоветовал заменить инструкторов.

«Взвалил за плечи слишком много дел, за что ему честь и хвала. Если бы все были столь же образованны в военном деле, умны, мы бы быстро вернули организации утраченный авторитет, нас щедрее финансировали богатые соотечественники и разведслужбы европейских государств».

Начальник РОВС ценил Скоблина и за участие в германской, затем Гражданской войнах, простил поражение Корниловской дивизии при походе на Москву в составе Добрармии. Если до отплытия из Крыма Скоблин был известен лишь в своей дивизии, то в эмиграции его узнали многие благодаря браку с известной певицей.

«Скоблин вытянул козырную карту — певица помогла росту его авторитета в различных кругах. Мягкостью, истинной интеллигентностью генерал охлаждает излишне горячие головы, кто с пеной у рта требует немедленно идти в Россию, свергать большевистскую власть. Железной логикой доказал, что еще не готовы к броску на Восток, освобождению Отчизны…»