Венеция Казановы - Сергей Нечаев Страница 4

В настоящее время Венецианская лагуна (Laguna Veneta) представляет собой обширное мелководье, где властвуют сильные приливы и отливы.

Сьюзи Болтон («Венеция»):

«Лагуна простирается примерно на 50 км с северо-востока на юго-запад и имеет ширину от 8 до 15 км».

Некоторые называют это мелководье морем; впрочем, если не знать о глубине (а она в лагуне в среднем составляет всего чуть больше метра, в то время как в основных судоходных каналах — 12 метров), то оно морем и выглядит.

Филипп де Коммин («Мемуары»):

«В тот день, когда мне предстояло приехать в Венецию, меня встретили в Фузине, в пяти милях от Венеции; там с судна, приходящего по реке из Падуи, пересаживаются на маленькие барки, очень чистые и с обитыми красивыми бархатными коврами сиденьями. Оттуда плывут морем, ибо добраться до Венеции по суше нельзя; но море очень спокойное, не волнуемое ветром, и по этой причине в нем вылавливают множество рыбы всяких сортов».

Фузина, которую упоминает в своих «Мемуарах» французский хроникер XV–XVI веков Филипп де Коммин, — это селение на «твердой земле», расположенное на западе от Венеции. Именно туда обычно прибывали все, кто хотел добраться до Венеции. Там кареты приходилось оставлять и пересаживаться на лодки или на паром, чтобы переправиться через лагуну. Примерно так же в город можно было попасть через Местре (с северо-запада) и Кьоджу (с юга).

Изначально среди болот Венецианской лагуны было разбросано множество мелких островов — Мурано (Murano), Бурано (Burano), Торчелло (Torcello) и др. — и шесть десятков едва выступавших из воды островков архипелага, сгруппировавшихся вокруг излучины бывшей реки, которая превратилась в Большой Канал.

В последнее время население Венеции уменьшилось почти наполовину — с 108 тысяч до 64 тысяч человек. В самом деле, жить в вечно сыром промозглом городе с его сумасшедшими ценами на недвижимость стало практически невозможно. В XVIII же веке Венеция являлась густонаселенным (около 190 тысяч жителей по тем временам — это было очень прилично) и еще очень богатым городом, где было принято веселиться и, не думая, сорить деньгами. Венецианцам всех родов и сословий чужда была экономия, они предпочитали жить одним днем, ни в чем себя особо не ограничивая.

Филипп Моннье («Венеция в XVIII веке»):

«Расслабленные миром; более не вмешиваясь в интересы и споры вокруг себя; сохраняя перед лицом спорящих или дерущихся держав позицию сооруженного, а больше безоружного мира; проводя внешнюю политику любезности и учтивости; следуя внутренней политике снисходительности и попустительства; беседуя с послами, проживающими в ее дворцах, лишь о вздоре приятного ничегонеделания и как будто приобретя за весь свой долгий опыт лишь бесконечную недоверчивость и дипломатическую проницательность старика, Республика более не имеет другой истории, кроме истории счастливых народов».

Ален Бюизин («Казанова»):

«На самом деле XVIII век во многих отношениях — настоящий ренессанс, просто благодать после ужасающих несчастий века XVII: крупного экономического кризиса с 1620 года, страшной чумы 1630 года, унесшей за полгода 80 тысяч человек, падения Кандии 5 сентября 1669 года и потери Крита, самого последнего уголка чудесной торговой империи, которую основала Венеция на левантийском побережье Средиземного моря, землетрясения 4 марта 1678 года, нанесшего значительный ущерб. После стольких страданий, проигранных войн, общего обеднения, эпидемий мрачного и зловещего XVII века век XVIII был пережит венецианцами как возрождение…

После суровых испытаний XVII века нужно наслаждаться жизнью, развлекаться, забавляться, смеяться, «карнавалить». Если венецианцы считают, что имеют право вести веселую и легкую жизнь, то не потому ли, что сознают: их история уже позади?»

Несмотря на все проблемы, знатные венецианские вельможи жили в шикарных палаццо на Большом Канале, с мраморными колоннами и внутренним убранством, стоимость которого смело можно назвать верхом расточительства. Там устраивались концерты, театральные представления, давались бесконечные балы и, конечно же, завязывались любовные интриги. Там пили, ели, играли в карты и кости. Никто и думать не желал о завтрашнем дне. Представители более низких слоев населения, естественно, не обладали подобными хоромами, но, в своей общей массе, их жилища были вполне приличными — разве что они не находились в престижном центре города.

Филипп де Коммин («Мемуары»):

«Затем посадили меня на другие суда, которые они называли пьятто и которые гораздо больше первых; два из них были обиты алым атласом и застелены коврами, и в каждом из них помещалось сорок человек. Меня усадили между двумя послами (а в Италии почетно сидеть посредине) и провезли вдоль большой и широкой улицы, которая называется Большим Каналом. По нему туда и сюда ходят галеры, и возле домов я видел суда водоизмещением в 400 бочек и больше. Думаю, что это самая прекрасная улица в мире и с самыми красивыми домами; она проходит через весь город.

Дома там очень большие и высокие, построенные из хорошего камня и красиво расписанные, они стоят уже давно (некоторые возведены сто лет назад); все фасады из белого мрамора, который привозится из Истрии, в 100 милях оттуда; но много также на фасадах и порфира, и серпентинного мрамора. В большинстве домов по меньшей мере две комнаты с позолоченными плафонами, с богатыми каминами резного мрамора, с позолоченными кроватями, с разрисованными и позолоченными ширмами и множеством другой хорошей мебели. Это самый великолепный город, какой я только видел, там самый большой почет оказывают послам и иностранцам, самое мудрое управление и торжественней всего служат Богу. И если у них и есть какие-либо недостатки, то уверен, что Господь простит им за то, что они проявляют такое почтение к служению церкви».