Эхо Марсельезы. Роман о замках - Жюльетта Бенцони Страница 39

Но особенно страстно девушки увлекались чтением и литературой. Эта страсть заставляла их грезить Парижем – центром литературного света; но это были лишь мечты, ведь они даже не знали, увидят ли они его когда-нибудь. А властителем их дум был тот, кого вся Франция вслед за несколькими знатными дамами звала Волшебником: это был виконт Рене де Шатобриан, роман которого «Апология христианства» заставлял плакать от волнения Леонтину и Корали…

Итак, в тот день Леонтина и Корали старательно писали письмо; после стольких сомнений они наконец решились совершить этот очень важный в их жизни шаг: обратиться с письмом к великому писателю в надежде (пусть и очень слабой) получить в ответ несколько слов, написанных его высокочтимой рукой… Их письмо было так трогательно:

«Господин виконт, мы не имеем чести быть вам представленными, но знаем вас по красоте ваших произведений и по вашей преданности королю. Нам прекрасно известны доказательства вашей преданности, и мы счастливы, что вы живете на белом свете. Поэтому нам было бы очень приятно, если бы вы когда-нибудь оказали честь нашим замкам своим приездом. Мы не сможем показать вам розарии Иерихона или пальмы Гаде, но вы точно увидите здесь старинные дубы, пережившие многих наших предков…»

Сразу скажу, что это письмо так и не будет отправлено. Когда оставалось уже только подписаться, Корали вдруг испугалась. Она была более робкой, чем Леонтина, и дрожала при мысли, что непостижимый кумир примет их за двух сошедших с ума дурочек. Тогда Леонтина убрала письмо, стараясь больше не думать о нем. А через несколько лет Корали вышла замуж, из-за чего подруги стали видеться гораздо реже.

И вот однажды, ноябрьским вечером 1827 года, Леонтина, сидя в полном одиночестве за своим письменным столом, с бьющимся от восторга сердцем предприняла еще одну попытку осуществить свою давнюю мечту.

«Честно говоря, месье, я не знаю, зачем пишу вам. Очень многие и до меня досаждали своими анонимными посланиями знаменитым людям. Наверное, у меня было много предшественниц, но никто еще не говорил вам: «Именно вы зародили в моей душе восхищение. Я была ничем. Лишь обыкновенной девушкой, воспитанной в глубинке, но вот однажды ваши произведения открыли для меня источник радости…»

Письмо было подписано просто – Адель. Так же, как и семь лет назад, Леонтине не хватило смелости полностью исполнить свой замысел: она решила скрыться под чужим именем и дала совсем другой адрес. Но о чудо! Через несколько дней пришло письмо! И какое письмо!

«Мадемуазель, если мы в один прекрасный день встретимся с вами, я, вероятно, увижу красивую юную окситанку, прелестную и искреннюю. А вы увидите старика с седой головой, в котором от рыцаря осталось одно лишь сердце. Но нет, мы не увидимся, мадемуазель. Я не хочу попасть во власть иллюзий, а вам не стоит лишаться ваших…»

Можно себе представить радость Леонтины, которая тут же вновь взялась за перо. И постепенно между Волшебником и «красивой окситанкой» установилась регулярная переписка. К сожалению, сохранилось лишь несколько писем девушки. Послания же Шатобриана, напротив, сберегла одна юная поклонница, и по ним мы теперь имеем возможность проследить за развитием этой идиллии…

Не отдавая себе отчета, Леонтина полюбила писателя. А он, в свою очередь, через эту переписку тоже проникся любовью к этой молоденькой незнакомке, душа которой так полно раскрылась перед ним:

«Я согласен, что для вас я – необъяснимый волшебник, – написал он ей несколько месяцев спустя, – если вы говорите мне правду, а я не напрасно считаю вас откровенной со мной. Давайте никак не будем называть наши отношения, как вы и предлагаете. К вашей молодости и прелести я могу прибавить лишь жизнь на исходе и неумолимость времени, то есть то, что уже нельзя изменить…»

«Вы говорите, что вовсе не любите меня, но вы же любите. Хотите, чтобы я раскрыл вам полное значение этого слова? А как иначе мне назвать то, что я чувствую к женщине, которую совсем не знаю? Признательностью за вашу доброту? Или нежностью, взаимной дружбой? Наконец, необъяснимым влечением, всегда появляющимся в отношениях мужчины с женщиной. Вот совершенно откровенно то, что я испытываю к Леонтине…»

Конечно же, псевдоним «Адель» исчез уже во втором письме. Почему же тогда она сначала скрывалась? По мере развития переписки тон Волшебника становится все нежнее и задушевнее:

«Вы говорите мне: я хочу счастья или горя с вами. Но вы ошибаетесь. Я принесу вам одно лишь несчастье. Я не говорю, что я какой-то роковой человек, которого вы могли бы полюбить; я говорю о том, что принесет вам это чувство. Все, кто всей душой привязывался ко мне, потом страдали. И я тоже бываю охвачен страхом, когда кто-то хочет связать свою судьбу с моей…»

Несмотря на эти слова, как же ему хотелось, чтобы она не отвернулась! Он так боялся, что она устанет от прелестной игры, возвращающей его в молодость, но еще больше он страшился увидеть ее и показаться ей на глаза, так как их огромная разница в возрасте просто не могла не оттолкнуть от него девушку… Но он был неправ: Леонтина любила в нем талант, ценила в нем писателя и его душу; в то время как для него, соблазнившего столько женщин на своему веку, любовь – это была реальность, соседствующая с мечтой…

Тем не менее к лету 1828 года Шатобриан уже почти свыкся с мыслью о неизбежной встрече. Однако в последний момент ему пришлось изменить свои планы – король назначил его послом в Рим: «Таким образом, все наши замыслы рухнули, и моя жизнь снова меняется…»

Но наконец в 1829 году их встреча все же состоялась:

«С 12 по 22 июля я буду в Котре, – писал Волшебник. – Я преклоняюсь перед вашей невидимой и непреодолимой властью надо мной. Ваш сон вскоре уступит место грустной реальности…»

Но Леонтина не боялась действительности, она знала, что не будет разочарована… А вот кто оказался разочарован, так это невидимый свидетель всей этой страсти, Жюльетта Рекамье – та, в которой Шатобриан возбудил ревность, рассказав об этой встрече.

«Наконец я встретил молодую женщину на берегу горного потока. Она поднялась и подошла ко мне. В деревушке ей сказали, что я в Котре. Как оказалось, эта незнакомка и была моей окситанкой, писавшей мне целых два года, которую я никогда не видел. Таинственная незнакомка открылась: patuit dea! ^[40] Однажды вечером, когда мне нужно было уходить, она захотела пройтись со мной, а мне пришлось потом провожать ее до дома. Никогда мне не было так совестно: испытывать какую бы то ни было привязанность к женщине в моем возрасте – это казалось мне сущей насмешкой».

Вот так! Можно быть великим писателем и при этом гремучей смесью лицемера и лжеца, ибо за время пребывания в Котре они встречались много раз.

Конец же этого пребывания стал настоящей драмой. Появление на политической сцене министра Полиньяка вынудило Шатобриана подать в отставку. Тогда Леонтина предложила ему отказаться от свадьбы (почти назначенной) и укрыться в каком-нибудь римском монастыре или где-то еще, где бы они могли жить вместе, не нарушая моральных устоев. Безумные планы, планы без будущего. Они расстались в Котре; Шатобриан поехал в Париж, а Леонтина возвратилась в Отрив вместе со своей тетушкой, мадемуазель де Валлес. Девушка уезжала с твердым намерением выйти замуж. И она вышла – спустя год она стала графиней де Кастельбажак, чему была очень даже рада. Роман юной окситанки был завершен.