Религия древних кельтов - Джон Арнотт Маккалох Страница 39

У кельтов был свой собственный культ деревьев, но они приняли и местные культы – лигурийский, иберийский и другие. Fagus Deus (божественный бук), Sex Arbor, или Sex Arbores, на пиренейских надписях, и безымянный бог, изготовленный из хвойного дерева на алтаре в Тулузе, возможно, указывают на местные лигурийские культы дерева, принятые кельтами в римские времена. Леса часто управлялись отдельной богиней, подобной Dea Arduinna Арденнского леса и Dea Abnoba Черного леса. Но, как правило, лесу предназначался целый класс божеств деревьев, например Fatx Dervones, духи дубрав Северной Италии. Скопления деревьев, подобные Sex Arbores, почитались, возможно, за их высоту, уединенность или некоторые другие особенности.

Кельты устраивали свои священные места в темных рощах, деревья увешивали пожертвованиями или головами жертв. Человеческие жертвы вешали или накалывали на деревья (например, так практиковали воины боудикки), потому что деревья были обителью духов или божеств, которые во многих случаях имели власть над растительностью.

Плиний говорил о кельтах: «Для них нет ничего более священного, чем омела и дерево, на котором она растет. Но кроме этого, они выбирают дубравы в качестве своих священных рощ и не выполняют ни одного священного обряда без использования дубовой ветви» ^[30].

Максим Тирский также говорил о кельтском (германском?) изображении Зевса как высокого дуба, a в древне-ирландском глоссарии приводится слово «daur» («дуб»), как древнеирландское имя для обозначения бога, и переводится как «dia» («бог»). Священный костер, возможно, получали посредством трения дубовой древесины, и именно из-за древней святости дуба кусок его древесины до сих пор еще используется как талисман в Бретани. Другие арийские народы, кроме кельтов, считали дуб символом высшего бога, Солнца или Неба, но, вероятно, это не было его древнейшим значением. Дубовые леса некогда были более обширны в Европе, чем теперь, а древняя традиция, согласно которой некогда люди ели желуди, оказывается хорошо обоснованной свидетельствами археологических находок, например, в Северной Италии. Люди, живущие в области дубрав и употреблявшие желуди в пищу, могли легко принять дуб в качестве представителя духа растительности или роста. Дуб долговечен, его листва была защитой, он давал пищу, его древесина использовалась в качестве топлива, и поэтому он явно был другом человека. По этим причинам и потому, что дуб был наиболее выносливым и живучим существом из всех, каких люди знали, он стал воплощением духов жизни и роста. Фольклорные предания показывают, что дух растительности в форме своего представителя ежегодно был убиваем, хотя в то же время был полон энергии, и его жизнь могла бы приносить пользу всем и передаваться неуменьшенной его преемнику. Поэтому дуб или человек, представляющий дух растительности, или оба вместе, сжигались в кострах в день летнего солнцестояния. Каким образом в таком случае дуб стал символизировать бога, приравниваемого к Зевсу? Возможно, это произошло потому, что Зевс обладал сельскохозяйственными функциями, и более ранний дух растительности стал божеством с функциями, похожими на функции Зевса. Костры разжигали, чтобы поддержать жизнь Солнца; они питались из дубравы, и в них сжигали дуб или человеческую жертву, символизирующие дух, воплощенный в дубе. Возможно, считалось, что Солнце подпитывается кострами, которые жгли среди священных дубов; таким образом, это было «первоначальное хранилище или резервуар огня, который время от времени вытягивался, чтобы накормить Солнце». Дуб стал символом яркого бога, соединенного также с ростом. Но, судя по народным верованиям, старое представление все еще оставалось могущественным, а дерево или человеческая жертва влияли на благо всего растительного роста и на жизнь.

Доктор Эванс считает, что «первоначальным святым объектом в центральных дольменах Стоунхенджа было священное дерево», а именно дуб, являющийся олицетворением кельтского Зевса. Дерево и камни, когда-то связанные с почитанием предков, стали символами «скорее небесного Духа или Духов, чем душ умерших людей». Но теперь доказано, что Стоунхендж уже существовал до прихода кельтов, следовательно, такой культ был докельтским, хотя он вполне мог быть принят кельтами. Практиковался ли этот гипотетический культ племенем, группой племен или целым народом, остается неясным, и можно вполне сомневаться, был ли Стоунхендж когда-либо чем-то большим, чем сценой для культовых обрядов предков.