Геннадий Зюганов - Анатолий Житнухин Страница 39

В историческом образовании руководящих работников партии были и другие серьезные пробелы, возникшие вследствие чрезмерной политизации отечественной исторической науки. Многие из них, полагая, что с Октября 1917 года начался новый отсчет времени, не воспринимали историю своей страны как продолжение единого и непрерывного процесса, не видели и не ощущали живой связи советской эпохи с тем путем, по которому шла Россия из глубины веков, обретая цель и смысл своего существования. Поэтому им трудно было своевременно разглядеть принципиальную антигосударственную направленность того удара, который был нанесен по национальному сознанию, патриотическим традициям русского народа. Ничем другим нельзя объяснить то обстоятельство, что здоровые силы партии поначалу настороженно и недоверчиво относились к многочисленным предупреждениям о последствиях воинствующей русофобии. Первой, как известно, забила тревогу патриотически настроенная интеллигенция, которая раньше других если не осознала, то почувствовала, что горбачевские реформы чреваты угрозой для всего общества. А ведь угроза эта едва угадывалась, когда крупнейший русский писатель Юрий Бондарев в своем выступлении на XIX Всесоюзной партконференции, состоявшейся летом 1988 года, сравнил перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная полоса.

Коммунисты упустили важный, возможно исторический, шанс — переступить через идейные и прочие разногласия, объединить вокруг себя всех патриотов России, независимо от их политических убеждений, чтобы единым народным фронтом противостоять армии ее клеветников и ненавистников. Такой шаг в конце концов был сделан, однако преодоление отчуждения произошло лишь тогда, когда страна уже пересекла роковую черту распада. Совместное «Слово к народу», опубликованное в июле 1991 года, содержит и горькое признание: «Поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью».

Нельзя не согласиться с Зюгановым, считающим, что та изоляция, в которой оказалось здоровое ядро партии в критический период перестройки, явилась следствием не только предательства в руководстве КПСС. Сыграли свою роль предубеждения, порожденные формально-догматическим подходом к общественно-политическим явлениям, с которыми коммунисты ранее не сталкивались. Взять хотя бы те же национальные отношения, обострение которых сознательно провоцировалось Яковлевым и его подручными. Воинствующий национализм использовался ими в качестве главного средства разрушения Советского Союза и прогрессирующего распада России. При этом с самого начала выявилась двойственность в тактике провокаторов. Возрастание национального самосознания любого народа — от армян и украинцев до чукчей и чеченцев — рассматривалось и всемерно поддерживалось как явление позитивное. Подобные же процессы среди русского населения считались реакционными и недопустимыми.

Когда Геннадий Андреевич пытался внушить своим коллегам, что во главе угла межнациональных противоречий давно уже стоит русский вопрос, на него поначалу смотрели как на заблудшего ученика, ненароком попавшего в сети еретиков. Дело было не только в том, что за одну постановку этого вопроса можно было получить ярлык «националиста» или «шовиниста», а то и «фашиста». Люди находились в плену представлений, навязанных им безнадежно отставшей от времени национальной политикой КПСС, которая с двадцатых — тридцатых годов не пересматривалась и не корректировалась.

Наиболее подробно эту проблему Зюганов проанализировал позднее в своей книге «Постижение России» [14]. В ней он напоминает, что суть национальной политики советской власти первых послереволюционных лет состояла в ликвидации фактического национального неравенства. Формулируя принципы объединения советских республик в единый Союз, Ленин подчеркивал, что необходимо обеспечить не только формальное равенство наций. «Нужно, — писал он, — возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством „великодержавной“ нации». Необходимо неравенство, которое возмещало бы «то неравенство, которое складывается в жизни фактически».

Из этого видно, что национальный вопрос отождествлялся с проблемами нерусского населения, национальных меньшинств, что в общем и целом соответствовало реальному положению вещей. В основе разрешения этой проблемы лежала система уступок со стороны русских и преимуществ для нерусских. Они заключались, во-первых, во всесторонней помощи национальным окраинам за счет человеческого, материального и культурного потенциала Центральной России. Во-вторых, единое государство формировалось по федеративному принципу, с признанием полного равноправия с Россией новых республик. Если вспомнить, что до революции Ленин, признавая право наций на самоопределение вплоть до отделения, тем не менее неоднократно и определенно высказывался против федеративного устройства будущего социалистического государства, то станет ясно: такая политика обусловливалась совершенно конкретными условиями места и времени. И она приносила успех, пока соответствовала объективным задачам, пока обстоятельства не изменились. Бездумное ее продолжение и после того, как фактическое неравенство было в основном преодолено, губительно сказалось сначала на судьбе Советского Союза, а затем и самой России. В итоге русский народ сам оказался в униженном положении в своей собственной стране.

К разрешению подобных вопросов, обнаживших всю свою остроту в период перестройки, партия подошла теоретически не подготовленной. Те, кто был действительно озабочен судьбой страны, преодолевали политический «ликбез» самостоятельно.

Пока разбирались что к чему, время было упущено. В стране развернулся повсеместный погром партийных кадров, началось уничтожение и без того истонченного за годы перестройки последнего слоя опытных хозяйственников — «красных директоров», препятствовавших окончательному разрушению и разграблению промышленных и сельскохозяйственных предприятий. Сигналом к полному устранению от дел людей, «тормозивших» перестройку, послужил призыв Горбачева: «Давите их снизу, а мы будем давить их сверху!»