Ущелье дьявола - Александр Дюма Страница 39

В одно утро, последовавшее за только что описанными событиями, близ Эбербахского замка собралась прелестная группа.

В десяти шагах от хижины Гретхен, совсем заново перестроенной и обращенной в хорошенький сельский домик, на зеленой лужайке, устроенной на земле, которую с этой целью насыпали на скалу, сидели на скамейке Христина и Гретхен. У ног их лежала белая козочка, которую жадно сосал прелестный полуголый ребенок, положенный на коврик, покрытый белоснежной простынкой. Козочка жевала траву, которую ей подавала Гретхен, и, казалось, понимала, что ей не следует шевелиться, пока ее молоком кормится ребенок. Христина, вооружившись веточкой, отгоняла мух, от прикосновения которых по временам вздрагивал белоснежный бок кроткого животного.

Ребенок, досыта напившись, закрыл глазки и уснул. Христина тихонько подняла его и положила к себе на колени.

Козочка, как бы поняв, что она более не ответственна за ребенка, вскочила на ноги, сделала несколько прыжков, чтобы размяться и подбежать к лани со сломанной ножкой, которая в эту минуту выставила свою умную головку из кустарника.

— Так вы говорите, госпожа, — спросила Гретхен, продолжая начавшийся между ними разговор, — вы говорите, что он появился перед вами совсем неожиданно, и что привратник не видел, как он входил?

— Да. Ты правду говорила, что он никогда не бывает ближе, как в то время, когда думают, что он далеко.

Гретхен на минуту примолкла и задумалась.

— О, да! — заговорила она с тем особенным пылом, которым часто отличалась ее речь. — Это не человек, это, наверное, дьявол! Я за этот год вполне уверилась в этом.

— Ты, значит, его видала это время? Он приходил сюда? Отвечай же, пожалуйста. Ведь ты понимаешь, до какой степени мне нужно это знать.

Гретхен как будто колебалась одну минуту. Потом, как бы на что-то решившись, она придвинулась к Христине и сказала ей:

— Можете вы дать мне клятву, что не передадите г. барону того, что я вам скажу? Поклянитесь мне в этом, чтобы я могла со спокойной душой все рассказать и через это, быть может, спасти вас.

— Да зачем же эта клятва?

— Слушайте. Через несколько дней после вашего отъезда моя раненая лань, несмотря на все мои заботы, оказалась при смерти. Я прикладывала к ране разные травы, я обращалась с молитвами к Божьей Матери, ничто не помогало. Она грустно смотрела на меня, словно укоряя меня в том, что я даю ей умереть. Я была в отчаянии. И вот мимо хижины проходили три или четыре незнакомых путника… Среди них был и этот Самуил Гельб. Он поднял голову, увидал меня, сделал своими длинными ногами три прыжка и подбежал ко мне.

— Я показала ему пальцем на бедную лань, которая лежала на земле и сказала ему: вы палач!

— Как, — сказал он, — ты дашь умереть своей лани, а, между тем, ты так отлично знаешь свойства всех трав!

— Да разве ее можно оживить? — воскликнула я.

— Конечно!

— О, спасите ее!

Он пристально взглянул на меня и сказал мне:

— Хорошо. Только заключим договор.

— Какой?

— Я буду часто приезжать в Ландек, и я не хочу, чтобы об этом знали. Я буду проходить в стороне от пасторского дома, так что Шрейбер не увидит меня. Но твоя хижина совсем близко от развалин, и я не могу от тебя скрыться. Так вот, обещай мне, что ты никаким способом, ни прямо, ни косвенно, не дашь знать барону Гермелинфельду о том, что я здесь бываю, и тогда я, в свою очередь, ручаюсь, что вылечу твою лань.

— А если не вылечите?

— Тогда говори что хочешь, кому хочешь.

Я уже совсем готова была дать это обещание, но тут меня взяло раздумье, и я сказала ему:

— А почем же я знаю, вы, может быть, собираетесь нанести кому-нибудь какой-нибудь вред или сгубить мою душу?

— Нет, — ответил он.

— Хорошо, тогда я никому не скажу.

— Так помни же: ты не должна ни прямо, ни косвенно извещать барона Гермелинфельда о том, что я бываю в Ландеке. Ты обещаешь это?

— Обещаю.

— Хорошо. Подожди меня, а тем временем вскипяти воду.

Он ушел и через несколько минут вернулся с пучком травы, которую он не показал мне. Он распарил эту траву в горячей воде и обложил ею раненую ногу лани, затем забинтовал ее. Потом он сказал мне:

— Оставь эту перевязку на месте три дня. Твоя лань будет хромать, но она вылечится. Только помни, что если ты проболтаешься, я ее убью. Вот почему я и прошу вас ничего не говорить г-ну барону, чтобы он ничего не мог узнать через меня, хотя бы не прямо, а косвенно.