Тайна святого Грааля. От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины - Жан Маркаль Страница 37

И самое главное, как говорит Вольфрам, «существовал предмет, который называют Граалем. Он ясно прочитал его имя в звездах. Несколько ангелов спустили его на землю, а затем улетели в небеса. Эти ангелы были слишком чисты, чтобы остаться здесь». Ангелы вызывают большое подозрение. Действительно, сам Флегетанис не мог понять, что все это значит, ибо история, которую он пересказывает, восходит «к древнейшим временам, когда крещение еще не защищало людей от адского пламени». Однако, как снова пишет Вольфрам, Киот Провансальский, размышляя об исчезновении ангелов, понял, что Грааль был вверен людям, «ставшим благодаря крещению христианами и столь же чистыми, как и ангелы». Именно тогда «Киот, мудрый мэтр, принялся искать в латинских книгах упоминание о крае, где могли бы жить люди достаточно чистые и достаточно склонные к аскетической жизни, чтобы стать хранителями Грааля. Он изучил летописи королевств Британии, Франции, Ирландии и многих других, пока не нашел то, что искал, в Анжу». Таким образом, Вольфрам привязывает иудейско-восточный миф к западному кельтскому и анжуйскому преданию, другими словами, к эпопее короля Артура, распространению которой способствовали Плантагенеты.

Но «нововведения» или, скорее, «искажения», которые Вольфрам внес одновременно в общий оригинал и цистерцианский вариант истории, касаются, главным образом, самого хода событий. Конечно, рассказано все, но на уровне интерпретации. Из предосторожности автору приходилось взвешивать слова, но в области романа — а значит, вымысла — можно легко вводить на первый взгляд невинные понятия, которые, если их проанализировать, порой противоречат господствующей идеологии. Именно так обстоит дело с эпизодом, когда Парцифаль приходит к отшельнику, здесь носящему имя Тревризент, не зная еще, что он — брат его матери Герцелоиды и Короля-Рыбака, а значит, его дядя по материнской линии.

Тревризент начинает очень длинную речь, в которой, если суметь ее расшифровать, содержится полный ключ к тайне Грааля, по крайней мере, в понимании Вольфрама фон Эшенбаха. В этой речи немало ловушек: отшельник что-то говорит, а потом отказывается от своих слов, утверждая, что солгал. Это довольно изощренный способ, который мог бы показаться нечестным, но его цель — показать Парцифалю неоднозначность мира и убедить его в том, что он самостоятельно должен делать необходимые выводы и особенно различать правду и ложь, видимость и реальность.

К тому же эта речь — своего рода программа — полна философских отсылок и размышлений, где совершенно очевидно прослеживается влияние неоплатоников и восточных мудрецов. Общая тональность, разумеется, остается христианской, но рассматриваемые темы далеко не всегда отличаются безупречной ортодоксальностью. Судите сами: «Мышление может уклоняться от взгляда солнца; мышление, хотя его не сдерживают никакие препоны, остается взаперти, непостижимое для всех живых существ; мышление — это потемки, куда не проникает ни один луч света. Но божество властно озарить все, его сияние проникает сквозь стены, которыми тьма окружает мысль». Можно только сравнить это замечание с символом самого Будды, чье имя буквально переводится как «Просветленный». Человеческое существо, запертое в рамках мышления, двигающегося по кругу, ожидает луча божественного света, который озарит его разум. Такое человеческое существо, мысля, оказывается пленником майи, то есть обманчивых иллюзий, о которых говорит Парцифаль. И только божественный свет способен рассеять эти иллюзии, а следовательно, и страдание. Это уже ранний янсенизм, а также и явный намек на учение катаров, нечто вроде приглашения, данного людям, дабы вывести их из оцепенения и помочь достичь момента, когда истинные катары переходят из состояния чистоты в состояние совершенства благодаря утешению, шагу окончательному и бесповоротному.

Однако Тревризент доходит до самого Грааля. Именно в этом тексте и только в нем Грааль описан как драгоценный камень, на который при некоторых обстоятельствах садится прилетевший голубь, принося облатку. Этот камень, по крайней мере, как утверждает отшельник, называют lapsit exUlis, что, конечно же, следует исправить на lapis exillis. Тут можно увидеть намек на алхимию, поскольку lapis exillis очень похож на lapis elixir, термин, которым арабы обозначали Философский камень. Во вторую очередь камень Грааля, принесенный ангелами, непреодолимо напоминает Каабу из Мекки, и немало других преданий такого же плана, в особенности одно, гностического происхождения, согласно которому Грааль якобы был вырезан из изумруда, упавшего со лба Люцифера во время головокружительного полета последнего, когда тот, восстав, был низвержен в мрачную бездну. Ко всему прочему, Рене Нелли в связи с этим предложил считать lapis exUlis неверной транскрипцией lapis е coelis, то есть «камнем, упавшим с небес». Такая гипотеза кажется вполне приемлемой, если учитывать контекст, и, нужно признать, что это единственное правдоподобное объяснение.

Кроме того, Грааль — камень Вольфрама очень похож на манихейскую жемчужину, буддийскую padma mani, жемчужину, находящуюся в сердце лотоса и являющуюся солнечной эмблемой освобождения, которую можно встретить и в других индийских преданиях на Древе Жизни. Это еще и Хварна, о которой говорится в «Авесте», — предмет магический, божественный и многообразный, «который заставляет реки проистекать из источников, деревья произрастать из земли, ветер прогонять облака, который заставляет рождаться людей, который управляет луной и ходом звезд», в общем, всемогущая божественная энергия. К тому же на манихейский камень слетает голубь, который кладет туда крупицу Ханны: между тем у Вольфрама голубь приносит на Грааль облатку в Страстную пятницу, словно случайно считающуюся у северных народов днем воскрешения Солнца.

А что сказать о картинах в буддийском стиле, на которых Пресвятая Дева несет жемчужину, источающую радость (dispense la joie)? У Вольфрама «та, что несет Грааль», зовется Репанс дель Шуа, то есть «Репанс де Жуа». Все эти детали, собранные в тексте «Парцифаля», являются уже не шаткими гипотезами, а неопровержимыми фактами. Итак, нужно сделать вывод, что Вольфрам фон Эшенбах прекрасно знал, о чем говорил, и намеренно превратил «сосуд» Кретьена де Труа в камень, упавший с небес. И это вне всякой связи с христианством, к которому можно было отнести этот «столь священный предмет».

Но отшельник Тревризент продолжает речь и открывает Парцифалю, кто такие рыцари, хранящие Грааль в Моксальваже: «Это тамплиеры, которые часто отправляются в дальние края, на поиски приключений. И каким бы ни был исход их битвы — слава или поругание, — они принимают его со спокойной душой во искупление своих грехов». Возникает вопрос, почему хранителями Грааля стали тамплиеры, а не какой-нибудь германский орден, например тевтонские рыцари. Последнее было бы логичнее с точки зрения немецкого писателя начала XIII века. Но обдуманный выбор Вольфрама, конечно, чем-то продиктован, тем более что устами Тревризента он передает нам странные подробности об этих хранителях Грааля.

Действительно, отшельник рассказывает Парцифалю, как живут эти «тамплиеры»: «Все, что служит им пропитанием, исходит из драгоценного камня, который по своей сути — сама чистота. Если вам о нем ничего не известно, я скажу его имя. Его называют lapsit exUlis. Из-за свойств этого камня феникс сгорает и становится пеплом; но из пепла вновь появляется жизнь; благодаря этому камню феникс совершает превращение, чтобы затем появиться во всем блеске, прекрасным, как никогда. И как бы ни был болен человек, посмотрев на этот камень, он может быть уверен, что смерть не настигнет его в течение недели после того, как он его узрел. Кто видит его, прекращает стареть. И все женщины и мужчины с того дня, как перед ними возник этот камень, обретают черты, которыми они обладали в расцвете сил. Если они видят его на протяжении двухсот лет, они не меняются, только волосы их седеют. Этот камень дает человеку такую силу, что и кости его, и плоть тотчас же вновь становятся как в молодости».