Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 - Рейнхольд Эггерс Страница 37

За неделю Мазумдар сильно потерял в весе, и через две недели ОКБ сдалось. Его перевели в лагерь близ Бордо ^[61]. В то же время, но в Индии голодал и Махатма Ганди. Его пост длился двадцать один день. Вице-король, однако, остался на прежнем месте.

В феврале наш комендант получил назначение в лагерь военнопленных на юге России. На его посту в Кольдице его сменил сорокатрехлетний подполковник, изучавший порядки в лагере с Рождества.

Не успели учителя смениться, как «плохие мальчики» в «классной комнате» принялись «снимать мерку» с новоприбывшего. «Огонь» открыли французы. Мы находили сломанные бритвенные лезвия в кухонном мусоре. Некоторое время это здорово досаждало свиньям в психиатрической больнице в Чадрассе. В качестве ответной меры мы отменили все их привилегии (прогулки, театр, футбол).

18 марта вечером французы устроили короткое замыкание, и впервые мы не послали Вилли немедленно починить предохранители. Поскольку у французов, судя по всему, не оказалось запасного провода, или же они не захотели воспользоваться своими украденными запасами, им пришлось сидеть в темноте. Это продолжалось несколько вечеров. Как же они рассердились! На вечерних построениях они кричали «Lumiere!» ^[62] и разбрасывали горящие газеты или туалетную бумагу по лестнице при спуске и возвращении после переклички.

Британцы в качестве выражения сочувствия демонстративно курили на построении.

Некоторое время мы делали вид, будто ничего не замечаем.

Когда свет в итоге починили, французы принялись орать «Promenade!» ^[63].

Мы сказали, что они смогут отправиться в парк 20 марта при условии, что к этому числу прекратятся все акты вредительства с их стороны.

В качестве следующего шага мы без предупреждения убрали все металлические каркасы кроватей из помещений заключенных и заменили их деревянными. Большинство представляли собой двухэтажные нары из дерева, хотя кое-где, особенно в лазарете, еще оставались металлические, односпальные койки. Естественно, мы не могли вынести сотню кроватей одновременно, и к тому времени, как наступила очередь последней дюжины, угловые скобы с них уже исчезли. Металл был самым ценным сырьем для побегов, особенно для рытья туннелей и изготовления отверток, ключей и ломиков. Мы парировали немедленным общим обыском и вернули в свои руки большую часть этого ценного материала. Перетягивание каната продолжилось на следующий день, когда мы отправили во двор грузовик с зеркалами и оборудованием для парикмахерской, каковая должна была разместиться в свободной комнате. Двое часовых присматривали за грузовиком, пока шла разгрузка. Пленные тоже присматривали за грузовиком, и, когда их «разгрузка» закончилась, пропали набор карт, набор инструментов и домкрат.

Жалуясь в конференц-зале нашему офицеру службы охраны, вызванному обеспокоенными часовыми, владелец грузовика неосмотрительно снял шляпу и на мгновение выпустил ее из рук, положив на выступ у окна. Она немедленно исчезла навсегда. Пленные просто просунули внутрь проволоку и подцепили великолепный улов.

«Ради бога, – кричал владелец грузовика своим людям, – торопитесь, пока они не украли колеса. Это сумасшедший дом!»

Второй побег капитана авиации Дикинсона из городской тюрьмы произошел 7 марта 1943 года. И снова несколько пленных строем возвращались со двора после упражнений. Один остановился в дверном проеме, чтобы помочь прикурить сигарету другому, и строй распался. Ни головной, ни замыкающий караульные не заметили этого. Дикинсон, шедший впереди двух курильщиков, шмыгнул под стол у двери на первом этаже. Строй прошел мимо него и начал подниматься вверх по лестнице. Не успел второй часовой, замыкавший шествие, пройти лестничный марш, как Дикинсон незаметно выскользнул во двор, перелез через стену, и тут ему попался оставшийся без присмотра велосипед. Но «мышеловка» сцапала его и сейчас, как и прошлым августом по дороге в Хемниц. В этот раз он взял с собой деньги – в целом пятьдесят марок. Найдя эти деньги, я был особенно раздосадован: прежде чем отправить его в камеры, его очень тщательно обыскали.

5 апреля не менее 150 офицеров изъявили желание отправиться на прогулку в парк после обеда. Крайне подозрительно! В свое время процессия двинулась в путь, но едва она очутилась на территории немецкого двора, как голландский офицер громко закричал из окна: «Всем голландским офицерам вернуться! Идет лекция!» Голландцы повернули назад, хотя и не имели на это права. Остальные продолжали идти вперед. Началась толкучка и неразбериха.

Внезапно к воротам, ведущим в парк, подошли два немецких офицера. Часовой спросил их пропуска. На документах имелись подписи нашего адъютанта, коменданта и печать, дозволяющая их обладателям, офицерам из ОКБ (Берлин), посетить замок и прилегающую к нему территорию. Все было по форме.

Часовой щелкнул каблуками. К счастью, на месте происшествия очутился унтер-офицер «Nichtwahr» (для англичан) или Beau Max. Он взглянул на эту парочку «немецких офицеров» и вроде бы узнал одного из них по золотым зубам. «Кто, черт побери, вы такие?» – спросил он.

Они обругали его по-немецки.

«Кто вы такие? Я применю силу, если вы не скажете».

Эти «воины» обругали его еще грубее, чего не сделали бы настоящие немецкие офицеры.

В этот момент к воротам подошла процессия идущих на прогулку, наконец-то разобравшаяся по рядам, и ответственный унтер-офицер арестовал двух подозреваемых. Ими оказались капитан Дюфур из голландской группы и капитан авиации ван Род, RAF, пилот голландского происхождения.

Ко всем этим хождениям туда-сюда мы отнеслись с крайним подозрением. Не проходили ли через эти ворота другие «немецкие офицеры»? Часовой ответил, что нет. Мы провели особую перекличку и оказались правы – пропали еще два офицера, лейтенант Майкл Харви, RN, и капитан авиации Джек Бест, RAF. Очевидно, и они, переодевшись в наши униформы, бежали из замка во время возникшей у ворот суматохи. Мы подали донесение об их исчезновении ОКБ 5 апреля.

С открытием сезона побегов в апреле наш новый комендант приказал проводить четыре пересчета в день, в 7, 11 и 4 часа, а последнее построение в любое время между 8 и 10 часами вечера, при получасовом уведомлении по звонку.

Однажды наш комендант посетил 11-часовое построение. Встретили его особенно шумно, и он пригрозил заключенным шестью, семью, а то и всеми восемью построениями в день. Пленные не беспокоились на этот счет. Им было некуда идти, рассуждали они, и от нечего делать они могли стоять здесь во дворе хоть день и ночь! Считайте на здоровье! Это не мы, намекали они, устанем от этого.

Через неделю мы сняли весь линолеум с полов – прекрасное сырье для поддельных печатей и фальшивых немецких ремней. В течение обыска мы нашли дыру под креслом в кабинете французского дантиста и вагонетку, оснащенную резиновыми колесами и несколькими ярдами буксирного троса во французских помещениях. Похоже, вновь замышлялся туннель.