Летчицы. Люди в погонах - Николай Потапов Страница 37

– Давай искупаемся? – неожиданно предложил Растокин, и глаза его лукаво заискрились.

Марина заколебалась.

– Мы быстро. Смотри, такая благодать! Ты раздевайся здесь, а я пойду в камыши, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Марина.

Растокин отошел в сторону, пробрался через камыш к озеру. Сбросив с себя гимнастерку, брюки, кирзовые сапоги, бултыхнулся в воду и, размашисто работая руками, поплыл вдоль берега.

Марина разделась, вошла в озеро.

– Какая прелесть, – проговорила она тихо.

Растокин хотел подплыть к ней ближе, но Марина решительно погрозила пальцем.

Растокин чувствовал, как тело наливается свежестью, как уходит усталость, словно смывает ее озерной водой так же, как смывает она с его лица и шеи окопную пыль, как весь он наполняется бодростью и силой. Он то нырял, то плыл кролем, то взбивал кулаком воду, пытаясь обдать брызгами Марину.

Выйдя на берег, Растокин с горечью посмотрел на свое поношенное обмундирование, надел лишь трусы, остальное взял в руки, стал босиком пробираться через камыши.

Когда он вышел на поляну, Марина уже оделась и рукой расправляла чуть намокшие волосы. На ее посвежевшем и раскрасневшемся лице еще сохранились капельки воды, и они блестели на солнце.

Растокина нестерпимо потянуло к Марине. Он подошел к ней, обнял, стал целовать лицо, глаза, шею. Марина сначала слабо сопротивлялась, ей казалось, что их может кто-либо увидеть здесь, но потом прижалась к нему, чувствуя, как трепетная расслабляющая нежность разливается по всему телу Он взял ее на руки, бережно опустил на землю, и Марина желанно привлекла его к себе…

…Потом они долго лежали на пахнущей васильками и клевером траве, молчаливо и растерянно смотрели друг другу в глаза. И чудилось им, будто все вокруг остановилось, замерло: и шум камыша, и крик чаек, а потом стало куда-то удаляться все дальше и дальше и, наконец, ничего не осталось, кроме их огромных, возбужденных, ошалело хмельных глаз. И в этой мертвой тишине они услышали вдруг серебряный колокольчик, который то затихал, то усиливался, и его чарующие звуки разносились по опаленной летним зноем земле.

Растокин приподнял голову, увидел в небе жаворонка. Это он ронял на землю свою песню, и она далеким детством отозвалась в душе Растокина, вызвав радость и грусть…

Солнце уже клонилось к закату, с востока неожиданно налетел порывистый ветер, беспокойно зашумел в камышах. Из кустов поднялись спугнутые кем-то чайки, с тоскливым криком стали кружиться над озером.

Растокин повернулся к Марине, глухо проговорил:

– Нам пора…

Марина провела ладонью по его лицу, стеснительно улыбнулась и, пригладив свои еще влажные волосы, встала.

Вечером, после ужина, у Дроздова в землянке собрались взводные. Пришел узнать о Растокине и Кочаров, обеспокоенный длительным отсутствием друга. Все они были молоды, им хотелось поговорить о делах на «гражданке», о жизни в тылу, просто поглазеть на молодую женщину…

Кто-то принес баян. Один из взводных взял его в руки, растянул меха, привычно положил на клавиатуру пальцы, и по землянке широко и грустно полилась мелодия популярной фронтовой песни.

Марина тихо запела, остальные дружно подхватили знакомую песню, вкладывая в слова и свою боль о том, что пришлось каждому пережить за эти годы, и горечь разлук с ближними, гибель друзей, и веру в победу, которая непременно придет, и мечту о встрече с любимой, хотя до нее, как говорилось в песне, пока далеко, «а до смерти четыре шага…»

Раздался звонок. Дроздов взял трубку.

Песня оборвалась.

– Двадцать первый слушает, – проговорил он сдержанно. – Так, так… Я вас понял. Все сделаем, товарищ майор.

Положив трубку, Дроздов с минуту молчал, видимо, решая, как лучше поступить, затем медленно обвел взглядом присутствующих, сказал:

– Предстоит интересная работа. Прошу комвзводов остаться.

Он вытащил из полевой сумки карту, развернул ее на ящике из-под снарядов.

Растокин, Марина и Кочаров вышли из землянки. Было уже темно, в вечернем небе кое-где слабо мерцали звезды. С озера тянуло сыростью. Марина зябко повела плечами, накинула шерстяную кофту.

Время от времени со стороны противника поднимались осветительные ракеты и, вспарывая темноту, рассыпались на части, сгорая в воздухе. Изредка раздавалась короткая пулеметная очередь, скорей всего для острастки, и снова наступала непривычная для передовой настороженная тишина.

– У вас чудесный голос, Марина, – проговорил из темноты Кочаров. – Своим пением вы очаровали нас.

– Так уж и очаровала! – засмеялась она.

– Точно… – подтвердил Кочаров. – И вообще… будто жизнь вдохнули…

Из землянки вышли Дроздов, командиры взводов. Дроздов попрощался с ними, и взводные тут же растворились в темноте, поспешили в свои подразделения.

– Вы извините, Марина, – подойдя ближе, сказал Дроздов, – у нас тут срочное дело. Мне надо с ними кое-что обсудить.

Они спустились в землянку.

Марина осталась одна.

Высоко в небе надрывно гудел самолет. Подняв голову, она пыталась отыскать его в темноте, но взгляд ее натыкался лишь на мерцающие светло-голубые звезды. И вдруг ночное небо разрезали сходящиеся под острым углом ярко-желтые лучи прожекторов. «Схватив» самолет, они цепко удерживали его в своих желтых щупальцах. Марина с тревогой смотрела на самолет, желала удачи экипажу. Когда услышала лающие хлопки зениток, не выдержала, отвернулась, боясь увидеть самое страшное. Но лучи прожекторов вскоре также внезапно погасли, как и появились. Нельзя было понять, чем же закончилась эта ночная схватка.

А в землянке, склонившись над картой, Дроздов говорил о том, что звонил комбат, что роте приказано взять «языка».

Растокин слушал его внимательно и, когда ротный закончил, чуть подался вперед:

– Я готов, товарищ лейтенант.

– Я тоже… – не сразу произнес Кочаров и натужно закашлялся.

Дроздов заметил его нерешительность, спросил:

– Что-нибудь беспокоит?

– Да вот кашель… Простыл где-то… Ничего, пройдет…

– Да… – задумчиво произнес ротный. – Простуженный солдат в разведку не годится. Себя кашлем выдаст и товарищей погубит. Ну что ж, Растокин, придется тебе. Хотел, чтобы ты побыл с Мариной, да, видно, не судьба…

– К выполнению задания я готов, товарищ лейтенант. Разрешите идти?

– Знаю, знаю… Ты всегда готов. – Он помолчал. – Кого возьмешь в напарники?

– Карпунина, – не раздумывая, ответил Растокин.

– Согласен. Забирай его и в штаб – на инструктаж.

– Слушаюсь! – Растокин круто повернулся, вышел из землянки. Позади шаркал ногами по ступенькам Кочаров.