Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице - Иван Ильичев Страница 37

В 1974 году на Ленинградской студии научно-популярных фильмов возникла идея о создании двухчастного документального фильма под условным названием «Наш друг, пани Анна».

– И где же фильм? – теперь спросите вы.

– Он не снимался, – отвечу я.

Зимой 1975 года на свет появился не фильм, а маленький Збигнев-Иварр, сын Анны.

…Анна Герман всемирно известна. И иностранные гости, со всех концов света приезжающие в Россию, могут воочию убедиться в том, что русские умеют помнить добро и не забывают самоотверженной преданности своих друзей. Среди звёзд, загорающихся над Россией, мы всегда будем различать нежный, согревающий свет звезды Анны Герман, её великой души.

Фрагменты писем Анны Герман к Лии Спадони:

«…Только что получила ваше коротенькое письмо, Лия! Ну что вы! Не беспокойтесь из-за денег. Я же буду работать (нормальные гастроли), и у меня будут денежки на ряженку с пирожками. Если бы это был „нормальный“ художественный фильм – муз. комедия или что-то в этом роде, – зарплата за мою работу была бы естественна, это моя профессия – пение. А в вашем фильме дело другое. Совсем другое. Я ведь предлагаю людям заглянуть ко мне в душу, мою и моих друзей – советских слушателей. За это я взять денег не могу и не хочу. Но, чтобы не было хлопот в финансовом плане, мы их возьмём и на эти деньги купим для детского дома, для самых младших, игрушки и книги. У меня в Польше тоже есть такие маленькие друзья» (письмо без даты).

Письмо Анны Герман Лии Спадони, 9 апреля 1975 года

«…Лия, мы с вами, наверное, увидимся в этом году. Я вам, как журналисту, как всегда, открою душу с удовольствием, уж хотя бы только потому, что никто таким красивым русским языком не говорит, как вы. И потому что мы, кажется, этот мир понимаем и принимаем так же. Правда, Лия?» (1 января 1975 года).

«…Дорогая Лия, добрый вечер! Скажу вам честно: когда я прочла ваше письмо, сперва очень обрадовалась, а потом решила, что это слишком ответственная вещь, и решила, что лучше „нет“. Ведь я могу, умею только петь, а в таком фильме этого не хватит, чтобы зрителям было интересно. Потом всё-таки начала „сомневаться“ и придумала такой „выход“: разговоры с моими слушателями будут, чтобы показать их кусочек, фрагмент жизни, их работу, их любовь и интерес к жизни. Ну и между прочим – место музыки в их душе. Чтобы я была совсем в тени, правда?» (22 февраля 1975 года).

«…Лия, я и правда поняла, что фильм „длиннее“, но раз у нас 20 минут, мы просто „поднатужимся“ и сложим меня, как перочинный ножик. Вот и всё! Откровенно говоря, в 20 минут можно тоже многое сказать и не надоесть. Не так ли?

Знаете, Лия, я взяла на свои плечи в этом году огромную «тяжесть». Я задумала приехать одна с музыкантами. Ну, может быть, одного дебютанта возьмём с собой. Так мне надо будет петь около 20 песен. И в первом, и во втором отделении. Трудно очень, тем более что я тут дома почти вообще не выступаю с сольными концертами. Но заманчиво до того, что я рискну. А если рискну, надо будет уже два месяца до конца рисковать. Нагрузка на концертах будет огромная, и надо подумать, когда найти время, чтобы заняться фильмом» (9 апреля 1975 года).

«…Дорогая Лия! Начну моё письмо с того, что буду оправдываться – извиняться… Лия, я не могла в Москве даже позвонить – ни вам, ни Лиде, ни даже мужу домой. Эти три дня в Москве были для меня, пожалуй, самыми трудными. Я записала несколько телевизионных номеров в разных программах, закончила свой „Концерт после концерта“ для ТВ, записала на „Мелодии“ 6 песен. Потом везли меня прямо в концертный зал, где у меня было по два концерта. Так что я была на ногах по 12–14 часов, не говоря уже о пении. Но я всё выдержала, всех удовлетворила, не осталась в долгу с незаконченной работой ни в телевидении, ни на пластинках, ни в Госконцерте. Теперь я сижу дома и просто существую» (7 октября 1975 года).

«…Здравствуйте, дорогая Лия! Уже осень за окном. Холодно стало, но я думаю, что ещё должна ведь прийти „золотая польская осень“, всегда так бывает, когда листья желтеют, бывает очень тепло. Значит, надежда есть…

Да… Я вчера написала новую песню. Как-то получилось за 15 минут. Уж очень мне текст понравился. Она вам тоже понравится – поэзия настоящая.

…А мне всё ещё нравятся песни только с фортепиано (петь-то куда труднее, но голос и слова слышны). У вас бывают такие моменты? Хочется убежать на «край света», на остров какой-нибудь… Но ведь дело не в тишине и спокойствии. Надо ещё что-то спеть, постоять на сцене, хоть я себя там чувствую самым беспомощным человеком. Я бы хотела совсем немного, но это невозможно. Я просто хотела бы только петь. А это как раз и невозможно…» (3 октября 1976 года).

Лев Сидоровский, журналист (Санкт-Петербург) «Она пела сердцем»

Анечка – это особая страница моей жизни. Я познакомился с ней совершенно случайно, будучи в Варшаве в августе 1971 года. В воскресенье гулял по парку Лазенки и вдруг услышал её голос. Я понял, что где-то рядом идёт концерт – из репродукторов, висевших на столбах, лился чарующий голос. Я удивился, так как слышал, что певица пострадала в автокатастрофе, говорили, что она вообще не выйдет на эстраду. И тут вышел к так называемому «театру на воде», где посередине небольшого озерца была сцена, на которой пела Анечка.

Фото Льва Сидоровского

После концерта я пробился к ней, она приняла меня, поняв, что я к ней не за «жареными» фактами, а по зову сердца, с чувством слушателя, влюбленного в её искусство. Так начался наш первый разговор.

Наутро мы встретились, как договорились, в холле телевидения. Только что закончилась репетиция, и Анечка выглядела уставшей. Как бы оправдываясь, заметила: «Трудно обрести былую форму. Как вы меня такую будете фотографировать?». Но перед фотообъективом это своё состояние всё же преодолела – глаза заискрились…

Разговор продолжился уже на улице, я проводил Анну на улицу Солец, к её дому. Она вспоминала об Италии, как сердечно её принимали итальянские зрители, особенно те, которые были в возрасте. Многие говорили ей: «Вы поёте, как во времена нашей молодости…». Потом мы сидели у неё дома, пили чай с пирожными, Анечка вспоминала Ленинград, как бродила там однажды белой ночью до утра. А ещё вспоминала ленинградское мороженое – такой толстый шоколад вокруг палочки: «Ничего вкуснее не пробовала», – смеялась она. На прощание подарила свою пластинку и книгу, которую написала на больничной койке.

Все свои письма, открытки она подписывала неизменно – Аня.

Когда Анна приезжала на Невские берега, мы всегда встречались хотя бы на пять минут после концерта. Иногда она приезжала без ансамбля, выступала под одно лишь фортепиано.