Сталинский порядок - Сигизмунд Миронин Страница 37

4 июля 1951 года Рюмин был вызван к Сталину, в кабинете которого в присутствии Молотова, Маленкова, Берии, Булганина состоялось что-то вроде очной ставки с Абакумовым. Тогда же было оформлено решение о создании комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии и заведующего отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК Игнатьева, а также об отстранении Абакумова от обязанностей министра госбезопасности. А 11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова было принято постановление Политбюро «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня в виде закрытого письма было направлено руководству региональных органов партии и госбезопасности.

Интересно, что после смерти Сталина Игнатьев заявил, что при назначении его 9 августа на должность министра государственной безопасности (вместо арестованного Абакумова) вождь будто бы потребовал принятия «решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой давно убежден». Данное свидетельство может быть не чем иным, как попыткой Игнатьева прикрыть свою некомпетентность.

К тому времени уже несколько месяцев проводились интенсивные допросы еще одного действующего лица этой тюремно-следственной драмы — врача С. Е. Карпай, арестованной 16 июля как «скрытой террористки».

Будучи до 1950 года заведующей кабинетом функциональной диагностики Кремлевской больницы, она в 1944–1945 годах средствами электрокардиографии контролировала сердечную деятельность Щербакова и Жданова и допустила профессиональную ошибку. Карпай решительно отрицала инкриминировавшееся ей «заведомо неправильное диагностирование заболевания», но тут всплыло бдящее письмо Тимашук. К делу присоединили смерть Жданова.

В конце сентября 1952 года Игнатьев представил Сталину обобщенную справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и т. д., где утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова. Начались аресты. Под стражу взяли докторов Г. И. Майорова и А. Н. Федорова, а также профессора А. А. Бусалова, руководившего Лечсанупром Кремля до 1947 года. 18 октября 1952 года арестовали профессора П. И. Егорова, за полтора месяца до этого смещенного с поста начальника Лечсанупра Кремля. Одновременно арестовали и его жену Е. Я. Егорову, которая дала показания на мужа.

Обратим внимание, в списке арестованных мало евреев. Крайне маловероятно, чтобы Сталин заставлял Игнатьева бороться с евреями-врачами, а тот арестовывал русских. В ноябре были арестованы профессора В. Н. Виноградов, В. Х. Василенко, М. С. Вовси, Б. Б. Коган. А в декабре — профессора А. М. Гринштейн, А. И. Фельдман, Я. С. Темкин. Обратите внимание, врачи евреи появляются только в самом конце…

Профессор Виноградов во время допроса он показал следующее: «5 июля 1948 года электрокардиограммы, снятые врачом КАРПАЙ, не были типичными для инфаркта миокарда, в связи с чем я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВ и КАРПАЙ, после обсуждения между собой, приняли решение инфаркт миокарда не диагностировать. Не буду скрывать, что главная вина за это ложится на меня, так как в определении характера болезни А. А. Жданова мне принадлежало решающее слово.

ВОПРОС: Врач ТИМАШУК, снимавшая у товарища Жданова А. А. электрокардиограммы после КАРПАЙ, сигнализировала вам, что у больного инфаркт миокарда и вы своим лечением наносите ему непоправимый вред?

ОТВЕТ: Такой сигнал был.

ВОПРОС: Как вы поступили?

ОТВЕТ: Мы не послушали ТИМАШУК.

ВОПРОС: Больше того, вы постарались ее дискредитировать?

ОТВЕТ: Признаю.

…Мне сказать в оправдание нечего. Эти факты изобличают неопровержимо. Но тем не менее я все-таки настаиваю, что лично в моих действиях нет злого умысла. Было так. 25 июля, недооценив электрокардиографические данные, я совершил медицинскую ошибку. 28 августа, когда вторично электрокардиограммы, снятые врачом ТИМАШУК, подтвердили, что у А. А. Жданова инфаркт миокарда, а 29 августа с больным случился второй сердечный приступ, я понял, что моя ошибка привела к неправильному лечению А. А. Жданова и грозит больному трагическими последствиями. Начиная с этого момента, я стал делать все для того, чтобы скрыть свою ошибку, выгородить себя и принимавших участие в лечении А. А. Жданова ЕГОРОВА, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВА и КАРПАЙ, для которых не было секретом, что мы все виновны в преждевременной смерти А. А. Жданова…

31 августа 1948 года, стремясь выбить из рук врача ТИМАШУК ее основной козырь — электрокардиографические данные, я провел заочный консилиум с участием профессоров ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА, которые дали нужное мне заключение.

ЗЕЛЕНИНА я знаю десятки лет, это профессор старой дореволюционной школы, твердо соблюдавший правило „не делай зла другому“, и я был уверен, что если он поймет мое затруднительное положение, то всегда подаст руку помощи. Так оно и случилось. ЗЕЛЕНИН дал расплывчатое заключение, которое впоследствии позволило мне говорить, что консилиум не нашел у больного А. А. Жданова инфаркта миокарда. ЭТИНГЕР тоже близкий мне человек, мои отношения с ним позволяли мне надеяться, что он не подведет меня, а НЕЗЛИН его ученик, всегда следовавший за своим учителем. Короче говоря, все трое — ЗЕЛЕНИН, ЭТИНГЕР и НЕЗЛИН — после того, как в начале консилиума я многозначительно заявил им, что, по моему мнению, у больного инфаркта нет, присоединились к моей точке зрения.

ВОПРОС: Будем изобличать вас дальше. Вы уже признались, что по вашей вине не только жизнь товарища Жданова А. А., но и жизнь товарища Щербакова А. С. была сокращена. Так это?

ОТВЕТ: Да, я это признал. При наличии у больного А. С. Щербакова тяжелого заболевания — обширного инфаркта миокарда, осложненного аневризмой сердца, я и привлекавшиеся к его лечению ЭТИНГЕР и ЛАНГ были обязаны создать для него длительный постельный режим. Мы же этот режим до конца не выдержали: в последний период жизни А. С. Щербакова мы разрешили ему излишние движения, которые пагубно отразились на здоровье больного. Особенно на этом настаивал ЛАНГ, который как-то даже заявил больному А. С. Щербакову: „Если бы вы были у меня в клинике, я бы Вас уже выписал“. Это создало у больного А. С. Щербакова ложное впечатление о том, что он может разрешить себе большую нагрузку, чем позволяло состояние его здоровья. Если к этому прибавить еще тот факт, что больной А. С. Щербаков 8 и 9 мая 1945 года совершил две длительные поездки на автомашине и дежурившие при нем врачи РЫЖИКОВ и КАДЖАРДУЗОВ не воспрепятствовали этому, то станет очевидным, что по вине нас, врачей, жизнь А. С. Щербакова была сокращена».

4 декабря 1952 года Сталин вынес на рассмотрение Президиума ЦК вопрос «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле». Выступивший с докладом Гоглидзе возложил основную вину за многолетнюю и безнаказанную деятельность «врачей-вредителей» на «потакавших» им Абакумова и бывшего начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н. С. Власика (арестовали 16 декабря 1952 года). Поплатился и министр здравоохранения СССР Е. И. Смирнов — его отправили в отставку. В принятом постановлении ЦК «О положении в МГБ» руководству органов госбезопасности предписывалось «поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний».