Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942-1943 - Адольф фон Эрнстхаузен Страница 36

По этой причине войска в течение ночи совершали всяческие передвижения вверх по течению.

– Тут оказались и наши матросы! – крикнул мне мой адъютант, указав на патруль рядом с шоссе. – Они наконец-то добрались до этих мест.

Что касается продвижения вперед, то мы прошли довольно небольшое расстояние. Затем нашему наступлению положила предел темнота, и каждая часть разбила лагерь прямо по дороге там, где ее застала ночь.

Неприятель теперь перекрыл дорогу через Елисаветпольский ^[20] перевал севернее Шаумяна. Ранним утром началось наше решительное продвижение. Основные силы наших войск должны были наступать по обе стороны шоссе, для чего они, придерживаясь общего направления, занимали разбросанные в стороне от шоссе населенные пункты. Наш егерский полк совместно с моим дивизионом получил задание обходом слева преодолеть горы, выйти с запада к городу Шаумян и оттуда нанести врагу удар в тыл. Справа от нас действовал высокогорный батальон элитных горных стрелков, получивший аналогичное задание.

Мы перевалили через довольно высокую горную гряду по широкой просеке, через которую проходил нефтепровод от нефтяных промыслов на Туапсе. Подъем и спуск по другую сторону гряды были крутыми – довольно значительное препятствие для тяжело нагруженных мулов, особенно для тех, кто тащил на себе разобранные орудия. Наши горные орудия образца 1936 года в баллистическом отношении были превосходны, но в отношении их транспортировки менее выгодно сконструированы, чем горные орудия Круппа и «Шкоды» времен Первой мировой войны. Орудие разбиралось для перевозки на семи мулах, некоторые его части были настолько тяжелы, что их следовало перевозить точно в центре сверху седла, причем они легко соскальзывали, меняя центровку. Намного лучше, чем одно тяжелое грузовое место, было перевозить два одинаковых по весу боковых грузовых места, такие, например, как орудийные колеса, на которые можно было приторочить еще одно средней тяжести грузовое место. Далее, во время перехода по горам с вьючными животными надо было следить за тем, что последним, в отличие от людей, спуск давался значительно труднее, чем подъем. Вверх по склону вьючное животное поднималось благодаря своей природе очень быстро, так что человек вполне мог приноровиться к его темпу. Однако на спуске, когда человек непроизвольно ускоряет свои шаги, вьючное животное двигается медленнее, и поэтому человек обязательно должен присматривать за своим четвероногим товарищем.

Чтобы дать передышку мулам, мы устроили привал в солнечном ущелье Пшиша. Река здесь широкой дугой поворачивает на восток, огибая горный массив, а шоссе Майкоп – Туапсе, в свою очередь, уходит на северо-запад, пересекая Елисаветпольский перевал. Ведущая в Туапсе железная дорога следует здесь, в виде исключения, не вдоль шоссе, но вдоль течения Пшиша. Во время привала нас догнал офицер по особым поручениям дивизии, который наряду с тактическими распоряжениями привез также приказ о производстве майора Нобиса в подполковники. Нобис пробыл майором едва четыре месяца. С его производством становилось более нормальным и мое подчиненное ему положение, поскольку теперь Нобис не был, как до этого, равным мне по званию (будучи значительно моложе).

Ночь застигла нас еще в ущелье Пшиша. Но от Шаумяна нас отделяла горная гряда шириной не более трех километров. Там, наверху, мы расположили два батальона в качестве охранения. Остальные же встали лагерем у подножия гор, где заняли огневые позиции и мои батареи. Когда рано утром мы с Нобисом поднялись наверх, то нашим глазам предстала следующая диспозиция.

Северная окраина Шаумяна была занята одним из наших батальонов. Слева от нее, на высотах восточнее и юго-восточнее города, располагался сначала батальон горных стрелков, а затем снова один из наших егерских батальонов. Такое расположение образовывало клин, который с востока был направлен в спину противнику. Севернее нас по Елисаветпольскому перевалу пролегла основная линия обороны русских, которым теперь нужно было сражаться на два фронта: на севере против основных германских сил и на юге – против нас. В любом случае нам приходилось не только действовать против основной линии обороны русских на севере, которые едва могли ее удерживать да время от времени делать попытки прорваться через Шаумян, но и сражаться против новых сил противника, которые подходили с запада-северо-запада и которым мы преграждали дорогу. Кроме того, с юга по нам наносили удары сильные резервы русских, старавшиеся освободить дорогу для отступления их еще находящихся впереди частей. Таким образом, мы были вынуждены обороняться с трех сторон.

– Думали взять врага в котел, а в результате сами оказались в котле, – сказал я Нобису.

К тому же высокогорный батальон горных стрелков уже получил приказ отойти для выполнения другой задачи. Нобис и я направились на занятый им участок, чтобы командовать отходом. В одном ущелье мы встретили командира батальона майора Райзингера с его штабом. Он оказался, как и Нобис, бывшим австрийским офицером. Признаться, я был изрядно удивлен, увидев в качестве командира этого отборного горного подразделения солдат, которые сами присвоили себе звание выдающихся альпинистов, столь дородного господина. Тогда я еще не мог знать, что нам позднее придется целый год сражаться в горах Хорватии и что мне представятся неограниченные возможности убедиться в исключительных способностях бойцов этого подразделения.

В этом ущелье только Нобис и я оборудовали наши собственные командные пункты. Лучшее местоположение для них вряд ли можно было выбрать: в центре нашего участка фронта, непосредственно за главной линией обороны, с расположенными совсем неподалеку отличными наблюдательными пунктами, с непросматривающимися маршрутами наступления и – как мы думали – с замечательными укрытиями при обстреле. В последнем обстоятельстве мы, во всяком случае, ошибались. Поскольку направление ущелья совпадало с направлением траектории снарядов русской артиллерии, которая имела возможность простреливать его на всем протяжении, что происходило достаточно часто, то у меня сложилось впечатление, что неприятель получил данные о расположении германского командного пункта. Шпионаж для русских при имеющихся обстоятельствах не представлял никакого труда, поскольку наш тыл, где были собраны все «хиви», никем не охранялся и любому шпиону проникнуть туда не составляло никакого труда. Или же сами «хиви» могли перебежать обратно к русским и рассказать им все, что они знали. В имеющихся обстоятельствах вражеские дозоры также могли подойти с севера непосредственно к нашему каньону. У нас просто не было достаточно солдат, чтобы выставить охранение со всех сторон. (В описываемый период (середина октября) наступавшие немцы и их союзники (например, 1-я словацкая моторизованная дивизия) имели на туапсинском направлении превосходство в живой силе и технике. Только к концу октября соотношение сил и средств стало меняться в пользу советских войск. – Ред.) Поэтому нельзя было исключить того обстоятельства, что имевшиеся у врага разведданные послужили их хорошо управляемому артиллерийскому огню, причинявшего нам значительные потери. От взрыва одного снаряда погибало не менее пяти человек.