"Сталинский питомец" - Николай Ежов - Марк Янсен Страница 36

Необходимо принимать во внимание, что операции, осуществлявшиеся по приказу № 00447, предполагалось завершить в течение четырех месяцев — ко дню выборов в Верховный Совет — 12 декабря 1937 года. Это дает возможность предположить о наличии тесной связи между кампанией массовых арестов и выборами в Верховный Совет. Совсем не случайно, что вопрос о выборах в Верховный Совет обсуждался на том же самом июньском (1937) пленуме, на котором Сталин принял решение об операции против «антисоветских элементов». В прежнее время некоторые категории граждан были лишены избирательного права, которое новая Конституция предоставляла всему взрослому населению, за исключением осужденных и душевнобольных. В результате всем тем, кто ранее был лишен этого права и числился по разряду так называемых «антисоветских элементов», давалось право голоса, а также вводилась система тайного голосования с несколькими кандидатами на каждое место.

Региональные партийные руководители опасались, что «классовые враги» извлекут выгоду из свободы, предоставляемой выборами. На июньском (1937) пленуме глава правительства Казахстана У.Д. Исаев предупреждал: «Здесь мы столкнемся с новым видом прямой классовой борьбы. Даже сейчас муллы, троцкисты и другие типы контрреволюционных элементов готовятся к выборам» {472}. На октябрьском (1937) пленуме глава партийной организации Москвы А.И. Угаров снова обратил внимание на явно выраженную активизацию «враждебной деятельности». Однако его коллега из Западной Сибири Р.И. Эйхе решился утверждать, что, наоборот, благодаря уничтожению организационной основы контрреволюции положение намного улучшилось. Сталин согласился с этим: «Люди рады, что освободились от вредителей» {473}. В целях безопасности в этом же месяце было решено запретить выборы из многих кандидатур и ввести безальтернативные выборы единственного кандидата.

Позднее Сталин признал, что существовала одна из главных причин для приказа № 00447. В марте 1939 года в своем докладе XVIII съезду партии он объяснял успешное проведение выборов в Верховный Совет СССР в декабре 1937 года и в Верховные Советы республик в июне 1938 года своевременным проведением репрессий {474}. Помимо решения этих срочных практических задач посредством массовых операций Сталин хотел привести советское общество в соответствие с теоретическими положениями его доклада от 25 ноября 1936 года о проекте Конституции о стирании граней между классами. Он добавил, что бывшие белогвардейцы, кулаки, священники и прочие больше не будут лишены избирательного права {475}. Таким образом, право было им предоставлено, но посредством приказа № 00447 они были лишены возможности участвовать в выборах 12 декабря 1937 года. Путем физического уничтожения тех чуждых элементов, которых невозможно было перевоспитать в духе социализма, Сталин форсировал процесс стирания границ между классами. Необходимо отметить, что в преамбуле к приказу № 00447 органам госбезопасности ставилась задача «раз и навсегда покончить» с антисоветскими элементами. Это свидетельствует о том, что Сталин имел целью «окончательное решение» проблемы антисоветских элементов.

После окончания массовых операций комиссия, созданная для приема — передачи дел НКВД от Ежова к Берии, констатировала в акте многочисленные «нарушения законности» в период их проведения. И, в частности, в широком применении «без разбора» массовых избиений с целью выбивания показаний и «признания». Подверглась критике работа троек за «серьезные упущения», и двойки, рассматривавшей «альбомы» по национальным операциям. Отмечалось, что часто за одно единственное вечернее заседание (двойки) рассматривалось от 600 до 2 тысяч дел. В акте утверждалось, что работа так называемых милицейских троек вообще была незаконной: «Было приговорено около 200 тысяч человек сроком до 5 лет через так называемые милицейские тройки, существование которых не было узаконено». Хотя в действительности этот вид троек существовал с мая 1935 года и они были организованы согласно приказу НКВД СССР [48]. Объяснялись эти передержки лишь тем, что Сталин и его окружение стремились взвалить вину за все эксцессы в ходе массовых операций на Ежова и его людей в НКВД.

Комиссия по приему — передаче дел в НКВД пыталась определить, что было законным (правильным), а что незаконным — проводилось с нарушениями директив центра. Но это не имело смысла. По единственной причине: вакханалия арестов и массовых казней, захлестнувшая страну, в основе своей имела антиправовые и «людоедские» директивы и установки центрального руководства — Сталина и его Политбюро. Именно они и были главным источником беззакония. То, что происходило на местах в ходе Большого террора, не может не ужасать. Как позже показал на допросе сотрудник оперативного сектора НКВД Тюмени, аресты производились произвольно — люди арестовывались за принадлежность к «враждебным» группам, которые реально не существовали. Тройка вполне соглашалась с оперативной группой НКВД: «На заседании тройки преступления обвиняемых не расследовались. Иногда я в течение часа докладывал тройке о делах в отношении 50–60 человек». Позднее этот же сотрудник из Тюмени дал более подробное описание того, как оперативная группа приводила в исполнение вынесенные тройкой приговоры по «первой категории». Их расстреливали в подвале, в особом помещении со стенами со специальным покрытием, выстрелом в затылок, за которым следовал второй выстрел в висок. Тела вывозили на кладбище за городом. В Тобольске, куда этот же сотрудник был переведен в 1938 году, расстрелы и захоронения производились прямо в тюрьме; из-за недостатка места тела наваливали друг на друга {476}. Служащий НКВД Саратова дал аналогичное показание: «Основное указание было создать как можно больше дел, рассмотреть их как можно быстрее с максимальным упрощением процедуры следствия. Что касается “лимитов”, то начальство требовало включать всех приговоренных и всех задержанных, даже если к моменту задержания они не совершили какого-либо конкретного преступления» {477}.

После ареста заместитель Ежова, Фриновский, пояснил, что массовый террор создал три типа следователей — «следователей-колольщиков», «колольщиков» и «рядовых» следователей. Основой работы было заставить арестованного признать свою вину — «расколоть», а уж дальше «синтезировались» протоколы и еще до того, как их подпишет арестованный, они проходили редактуру и «корректировались» руководящими работниками НКВД, вплоть до Ежова, которые четко знали какое направление задать следствию {478}.

Как позже объяснял один из следователей, если кто-либо был арестован по приказу Ежова, то они были заранее убеждены в его вине, даже если доказательств не хватало. Они «пытались получить признание от подследственного с использованием всех возможных средств» {479}. После ареста бывший заместитель начальника НКВД по Московской области А.П. Радзивиловский цитировал высказывание Ежова о том, что если доказательств не хватало, то показание следовало «выбивать». Как утверждал Радзивиловский, показания добывались, «как правило, в результате истязаний арестованных, широко применявшихся как в центральном, так и в периферийных аппаратах НКВД» {480}.