"Сталинский питомец" - Николай Ежов - Марк Янсен Страница 35

Эти цифры поражают воображение, но в действительности они могут оказаться несколько более высокими, так как массовые операции между 1 и 15/16 ноября 1938 года (то есть до даты окончания всех операций) в этом документе не учитываются. По сведениям министерства внутренних дел СССР от декабря 1953 года, в 1937–1938 годах всего были арестованы 1575 259 человек (936 750 — в 1937, 638509 — в 1938); 1372382 — из них были арестованы за контрреволюционные преступления (779056 — в 1937, 593326 — в 1938); 1344923 — из них были осуждены (790665 — в 1937, 554258 — в 1938); 681692 — из них были приговорены к высшей мере (353 074 — в 1937, 328618 — в 1938) {461}. Однако и эти данные неполны. В конечном счете, во время «ежовщины» было арестовано около 1,5 миллиона человек и 700 тысяч из них были расстреляны.

Эти данные подтверждаются ростом числа заключенных в лагерях и других местах лишения свободы в 1937–1938 годах. По сведениям министерства внутренних дел СССР от 1960 года, на 1 января 1937 года в лагерях было 1196369 человек; на 1 января 1938 года —1881570; и на 1 января 1939 года-1672438, плюс 352 508 — в тюрьмах (всего — 2 024 946 человек) {462}. Это значит, что с начала 1937 года до начала 1939 года общее число заключенных возросло примерно на 800 тысяч человек. Если добавить почти 700 тысяч расстрелянных, то общее число репрессированных в 1937–1938 годах составит число, близкое к 1,5 миллионам. В 1937–1938 годах, согласно М. Венеру, около 160 тысяч человек умерло в лагерях, но эта цифра может включать и расстрелянных в соответствии с приказом № 00447, то есть они уже учтены среди упомянутых выше 700 тысяч {463}. Хлевнюк добавляет, что в настоящее время не выяснено, как учитывались умершие во время следствия и учитывались ли они вообще {464}.

Что касается репрессий против членов партии, то осужденные Военной Коллегией были в основном жертвами чистки партии и государственного аппарата — номенклатурными жертвами. По данным журнала «Источник», 779056 человек были репрессированы в 1937 году, включая 55428 членов и кандидатов в члены партии (7%) и 593336 человек — в 1938 году, включая 61457 членов и кандидатов в члены партии (10%) {465}. Таким образом, членами партии являлись менее 10% от общего числа репрессированных по стране, но нужно учитывать, что исключенные из ЦК во время партийных чисток в 1936 году и ранее, вероятно, не входят в это число.

Кто были эти люди, и почему они были репрессированы? Тотальная чистка, развязанная Сталиным, дала ему возможность укрепить свою личную власть, что в существенной мере способствовало централизации режима и облегчило последнему управление страной. В результате чистки старые большевики и «буржуазные специалисты» были заменены новой, покорной бюрократией, состоящей из молодых «специалистов», обученных и воспитанных в сталинском духе 30-х годов и готовых беспрекословно выполнить любой приказ Сталина. Для этого нужно было предотвратить повторение проблем, связанных с кампанией проверки документов 1935 года, которая столкнулась с пассивной оппозицией местного партийного руководства. Другой целью была ликвидация всех «социально опасных элементов», так называемых «бывших» и «шпионов». Большой Террор означал и преследование шпионов, под которыми понимались все имевшие какие-либо контакты с миром вне СССР, и ликвидацию потенциальной мифической «пятой колонны» {466}. Путем изоляции страны от иностранного влияния создавался железный занавес.

Десятки лет спустя оставшийся в живых ближайший соратник Сталина Молотов настойчиво подчеркивал, что «1937 год был необходим»: «Остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 1937 году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны». Как он утверждал, «в основном пострадали виновные, которых нужно было в разной степени репрессировать». При этом делались ошибки, и «невиновные попадались. Десять там, восемь, скажем правильно, а два или один — явно неправильно… А откладывать было нельзя. Война готовится». По его словам, политика Сталина состояла в том, что «пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны» {467}. Вторя Молотову, его соратник Каганович также отстаивал эту позицию, говоря, что независимо от наличия нескольких невиновных жертв, было правильным, что страна была очищена с целью защиты революции от врагов и предотвращения враждебной деятельности «пятой колонны» во время войны. Троцкисты, правые и прочие, возможно, и не были «шпионами», но они допускали возможность «придти к соглашению против народа». Более того, все делалось в согласии с законом: «Мы не нарушали закона, не подписывали по своей воле все, что угодно. Это ложь. Ульрих [председатель Военной Коллегии] представлял отчеты. Был суд, были предъявлены обвинения, были вынесены приговоры: все, что должно быть, все по закону» {468}.

В результате главными категориями, подвергшимися репрессиям, стали партийные и государственные деятели, включая чекистов и командиров Красной Армии, то есть бывших оппозиционеров, или же тех, кто был предан Сталину, но не пожелал полностью порвать с оппозицией; «бывшие люди», то есть бывшие деятели царского режима, белогвардейцы, эсеры, меньшевики, кулаки, священнослужители, часть старой интеллигенции и «шпионы», под которыми просто понимались иностранцы, или те, кто имел контакты с ними и, наконец, огромное число людей — простые рабочие и крестьяне, имевшие несчастье быть под подозрением режима из-за критики советских порядков или по причине личных связей, кажущихся «подозрительными».

Почему эти люди были репрессированы именно в это время? Помимо страха перед надвигавшейся угрозой войны, здесь присутствует и другой аспект. Принятие в 1936 году новой Конституции СССР усилило опасения советского руководства по поводу возможной активизации оппозиционных элементов. Уже в октябре 1936 года были получены донесения НКВД о волнениях в антисоветских кругах, желавших извлечь выгоду из новой Конституции и предстоящих выборов {469}. На совещании в НКВД в декабре 1936 года Ежов упорно выступал против точки зрения, что новая Конституция означает большую степень законности и свободы: «Не думайте, что, в связи с новой конституцией надо будет проявлять какое-то особое отношение к арестованным. Наоборот, сейчас вопрос о борьбе с контрреволюцией стоит острее, если вы хотите сослужить службу новой конституции, то ваша главная задача заключается в том, чтобы всеми силами и возможностями охранять ее от всяких посягательств контрреволюции, с какой бы стороны они ни шли. В этом наша самая почетная задача» {470}. На февральско-мартовском пленуме 1937 года многие ораторы подчеркивали опасность, исходящую от кулаков, возвращающихся из ссылки, а также от верующих и активистов церкви во время предстоящих выборов {471}.