Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу - Вольфганг Акунов Страница 36

Дамиан ди Гойш — португальский мыслитель- гуманист, дипломат, историк, переводчик, композитор, начинавший свою карьеру пажом короля дома Мануэла Счастливого, сообщает о сомнениях лекарей в том, выживет ли Албукерки после нанесенных ему в Каликуте тяжелых ранений и о твердой уверенности самого пострадавшего в том, что он, с Божьей помощью, выживет, ибо еще не выполнил возложенных на него задач. Сразу же по возвращении в Кочин 6 (согласно другим источникам — 7) января, дом Афонсу стал готовить свой флот к походу в Красное море. Наконец-то у него были полностью развязаны руки, наконец-то деньги, войско, флот и административные ресурсы были всецело в его подчинении и распоряжении! Но дел было невпроворот. Поэтому он, невзирая на сомнения врачей, с характерной для него основательностью, принялся наводить порядок во владениях, вверенных ему королем Мануэлом.

Во времена правления Алмейды король Португалии неоднократно жаловался на свою недостаточную осведомленность о положении дел в Индии и, прежде всего, о интересовавших его в первую очередь финансовых расходах и доходах. В ответ на королевские упреки и претензии вице-король, по-своему резонно, возражал, что, занимайся он сам проверкой мелкой отчетности и иными второстепенными делами, у него бы не оставалось времени заниматься решением своих главных задач.

А вот преемник Алмейды принадлежал к числу редких натур, способных уделять надлежащее внимание и тому, и другому. Да и работоспособность Албукерки была значительно выше средней. Раз дом Мануэл желал вникать во все детали, дом Афонсу сообщал ему о них наиподробнейшим образом. Поэтому Албукерки сообщал в своих отчетах королю даже о вышедших из строя от частого употребления бомбардах, о состоянии каждой единицы государственного имущества в фортах и торговых факториях. Дабы король имел исчерпывающее представление обо всех расходах, дом Афонсу строго запретил факторам и прочим чиновникам выдавать без его, губернатора, письменного разрешения, какие-либо товары со складов и осуществлять какие-либо платежи. «В Индии и во мне самом (так! — В. А.) нет ничего, о чем бы я не ставил Вас, мой Государь, в известность» — заверял он короля, «за исключение моих грехов, о которых я, однако, если бы не стыдился их, также поведал бы Вам, ибо я уверен, что Ваше Величество не открыло бы их миру».

Все это предполагало громадный объем канцелярской работы, успешность которой обеспечивалась своеобразным методом рассмотрения дел, свойственным Албукерки. Он никогда не обрабатывал документацию, сидя за письменным столом. Подробно нашему царю Петру Великому, он, так сказать, передвигался со своим рабочим кабинетом — пешком, на корабле, в повозке или на коне, решая все вопросы прямо по ходу дела. Один из полудюжины секретарей, следовавших за домом Афонсу, во всеоружии чернил, бумаги, перьев, по пятам, бойко записывал то или иное отданное им устно на ходу распоряжение, которое губернатор затем столь же бойко подписывал, буквально на колене. Написание писем и отчетов королю требовало, разумеется, более продолжительного времени. И Албукерки выполнял эту важную работу по ночам. Что, впрочем, не мешало ему всегда подниматься с утренней зорькой. Очевидно, его деятельная, неукротимая натура обходилась без долгого сна, а вот его секретарям, надо думать, приходилось нелегко с таким начальником — «совой» и «сурком» в одном лице.

Хотя Албукерки и не носил (еще), в отличие от Алмейды, вице-королевского титула, он ничуть не уступал своему предшественнику в объеме властных полномочий, и получал одинаковое с Алмейдой жалованье в размере шестисот мильрейсов (шестисот тысяч реалов) в год. А Индия, которой Албукерки правил в качестве генерал-капитана и губернатора, была передана дому Афонсу его предшественником под расписку!

Тогда, в начале XVI века, португальскую Индию было бы правильно называть еще не колониальной державой, а скорее сферой влияния: блестящие возможности и перспективные начинания, но крохотные земельные владения…Фундаментами, на которых основывалась верховная власть Португалии над индийском побережьем, были форты в Кочине и Каннанури, под чьей зашитой осуществляли свою коммерческую деятельность торговые фактории.

Кочин превосходил Каннанури по важности, поскольку обладал более удобной гаванью и был главным пунктом вывоза перца — самого важной статьи индийского экспорта, ибо торговля перцем была монополией португальской короны.

Раджа Кочина, первый союзник Португалии в Азии, появлялся на торжественных приемах и празднествах в золотой, европейского типа, короне, полученной им от дома Мануэла Счастливого в награду за верную службу. Кроме того, раджа получал ежегодную ренту в размере шести тысяч крусаду и пользовался привилегией чеканить собственную монету (которой так и не сумел в свое время добиться от самурима, в свою бытность вассалом каликутского владыки). Гордый оказанной ему честью и безмерно благодарный дому Мануэлу, раджа всеми силами старался оправдать доверие португальцев. Он, в прошлом — царек карликового (по индийским меркам), государства, занимал теперь, под защитой своих могущественных союзников, единственное в своем роде положение на Индостанском полуострове. Никакая другая держава Индии, индуистская или мусульманская, не дерзала вмешиваться в кочинские дела.

В Кочине подданные Мануэла I Счастливого чувствовали себя, как дома, и вели в своей «особой экономической зоне», включавшей факторию, больницу и церковь, довольно-таки безмятежное существование, в которое лишь раз в году вносило некоторое оживление прибытие в порт очередного «перечного флота». Отплыв ранней весной из Лиссабона, он в августе-ноябре (в разные годы — по-разному, в зависимости от погодных условий) достигал Малабарского побережья, после чего жизнь колонии на несколько месяцев заметно оживлялась. Прибывшие в Индию, прохудившиеся за время плавания, корабли отскребались от налипших водорослей, ракушек и прочего океанского мусора и ремонтировались, чтобы выдержать тяготы ожидавшего их шестимесячного обратного рейса. Приняв на борт в Кочине груз перца — важнейшего фрахта —, но не заполнив им трюмы целиком, они по пути обратно в Португалию заходили еще в Каннанури, где догружались имбирем.

На раджу Каннанури португальцы не могли всецело положиться. Постоянно пребывавшие при его дворе многочисленные магометанские купцы, не жалели денег и использовали свое влияние и свои связи, чтобы настроить раджу против «неверных». Тем не менее, в Каннанури также, видимо, имелась португальская больница, судя по замечанию хрониста: «(Пребывание в — В.А.) Каннанури превосходно способствует выздоровлению инвалидов».

Третья португальская фактория располагалась значительно южнее — в Квилоне. Кроме того, ежегодную дань португальцам платили расположенные севернее порты Онор (сегодняшний Гонавар) и Чаул.

Этим и ограничивалась в 1510 году португальская сфера влияния в Индии. Но подлинной португальской империей был Индийский океан. Этой империей Португалия овладела в начале столетия, когда ее капитаны объявили изумленным арабским мореходам, что море-океан принадлежит португальцам. До сих пор никто не осмеливался оспаривать эту претензию. Султан мамелюкского Египта, осмелившийся принять вызов португальцев, был наказан уничтожением египетского военно-морского флота под Диу. И с того времени ни одному иноземному кораблю не дозволялось ни ходить по Индийскому океану, ни грузить и перевозить перец без письменного разрешения губернатора португальской Индии. Справедливости ради, следует заметить, что каликутские торговцы не обращали внимания на португальские запреты. Доходы от торговли перцем были так велики, что алчные купцы охотно рисковали жизнью, лишь бы добраться до Красного моря.