Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы - Анна Бурдина Страница 35

Говорят, «сон в руку». А как его посмотреть?

Во Флоренции Агарди поселил Елену в гостинице. Каждый день он приезжал к ней с тем, чтобы провести немного времени вместе. Ему этого хотелось, ей тоже. Вскоре он познакомил ее со своей женой, представив как русскую соратницу, которая спасла его в трудную минуту. Женщины друг другу понравились и даже сумели подружиться. Но, по всей вероятности, глубоко засевшее, хорошо скрываемое чувство ревности жило в душе обеих женщин.

Однажды Елена наблюдала, как, стоя напротив своей жены, Агарди слушал ее, глядя в землю, а та ему пыталась что-то доказать, по-особому жестикулируя руками, как это умеют делать только итальянцы. Жена выплескивала горячие эмоции прямо ему в лицо и что-то говорила со стальным напряжением в голосе, будто лопались струны от всхлипывающих рыданий. Из обрывков разговора было ясно, что жена недовольна. Вероятно, он нарушил какие-то ее планы, надежды, да еще приехал не один, а с дамой, с которой до сих пор, как он говорил, продолжал заниматься политикой. А может быть, не только политикой? Жена, вероятно, спрашивала его, как это понимать. А горячий, сильный, неукротимый борец за справедливость даже не пытался ничего объяснять и, потупив голову, молча слушал ее, словно провинившийся ребенок. Не мог же муж рассказать своей жене, что в Ницце он всю ночь просидел у моря возле Елены, слушая ее необыкновенные рассказы, или то, как они гуляли по Флоренции, обсуждая не столько политическую ситуацию в Италии, сколько наличие мистики в жизни современного общества. Кто в это поверит?

То, что тогда рассказывала ему Елена, было загадочно, интересно, происходило из другого мира. Он любовался красотой сложной мысли и необыкновенными, завораживающими глазами своей собеседницы.

Сейчас, слушая жену вполуха, он тоже ничего не понимал. Жена была чем-то недовольна, раздражена. Но он считал, что это неважно. Она вновь и вновь на чем-то настаивала, в чем-то его обвиняла. Агарди молчал. «Зачем, – думал он, – возражать, сопротивляться? Лучше дать ей выговориться, а потом отрезать все одним-единственным словом и подвести итог неприятной беседе».

Елена, издали наблюдая за их разговором, смотрела и думала, какой был бы ужас, если бы действительно она доверилась ему и провела ночь на песке в его объятиях. «Хорошо, что ничего не было. Что бы я чувствовала сейчас? Если бы тогда все произошло, я никогда не смогла бы смотреть в глаза его жене», – оправдывалась она перед собой, поглядывая с некоторым волнением на повздорившую семейную пару. Однако она не испытывала угрызений совести, ведь ничего «такого» не случилось.

Но, как говорится, «сколько веревочку не вей – конец будет». Если две души стремятся друг к другу – слияние неизбежно. Это и случилось в венской гостинице, во время гастролей Агарди. Они поселились вдвоем, представившись мужем и женой. Оперный бас Митрович и госпожа Блаватская, можно сказать, сбежали из Италии, оставив там все свои дела и привязанности: Агарди – дом, политику и жену, которая до конца сезона была занята в местной Опере; Елена – цирк и графиню Киселеву.

Наконец настал день, когда две одурманенные чувством души в едином порыве опустились на «любовное ложе», как будто это само собой разумелось, и соединились в общем стремлении. Рассудок заволокло туманом. Их захватили эмоции. Чтобы не отвлекаться от новых пьянящих ощущений, Елена закрыла глаза и тут же ясно увидела, как в одно мгновенье вспорхнула над землей, к самым облакам, пролетела птицей над ними и вдруг начала стремительно падать. У нее захватило дух, и в этот самый момент в ее сознании промелькнул образ ее Хранителя. Он подхватил ее на руки, вспорхнул вместе с ней высоковысоко в небо, крепко прижал к себе, обвив руками, и вздрогнул. От этого неожиданного движения по ее телу разлилась волна удивительной неги и радости. Но это было еще не все. Когда Хранитель выпустил Елену из рук, она, превратившись в перышко, легко паря и покачиваясь в воздушном потоке, медленно опустилась на землю. Нега потихоньку растворялась, еще долго оставляя ее в недвижимом внутреннем созерцании.

Елена открыла глаза. Агарди, весь в поту, лежал рядом с ней, откинувшись на подушку и раскинув в стороны руки. Он тяжело дышал, словно переводя дух после долгого бега, и показался Елене каким-то беззащитным. Зрелище ее не впечатлило, но и не оттолкнуло. Она все еще находилась под чарами картины, увиденной с закрытыми глазами. Реальность не пересекалась с ее иллюзиями.

Однако быть рядом с Агарди ей нравилось. Все дни они проводили вместе: ездили по стране, посещали светские мероприятия, навещали вновь приобретенных знакомых, иногда гуляли по лесу, лежали, как простые крестьяне на траве или в стоге сена, смотрели в небо и вели разговоры о силе природы. Но вечерам, несколько раз в неделю, Агарди был занят в Венской опере, а Елена аплодировала ему из зала.

Первое время великий оперный бас просто боготворил свою возлюбленную, испытывая небывалый прилив сил. Ему все нравилось в Елене, даже ее строптивый характер и увлечение магией, что добавляло некоторую таинственность их отношениям. Он считал ее редким сокровищем, дарованным ему небом. Как в юные годы, Агарди вновь овладела радость победителя оттого, что он сумел завоевать такую необыкновенную молодую девушку. Он – зрелый, опытный мужчина – имел возможность держать в объятиях, чувствовать молодое, нежное тело, мог наслаждаться им, любить и боготворить! Это было настоящее счастье! О чем еще можно мечтать!

Все его эмоции были выражены только восклицательными знаками. Они кружили ему голову, подчиняли и уводили от действительности в мир, который создан только для них двоих.

Как честный человек, Агарди не хотел иметь секретов от своей подруги и пытался сделать так, чтобы она поняла, с кем находится рядом и чем рискует. Он подробно изложил всю историю своей жизни, похожую на большой запутанный клубок разноцветных ниток. Клубок состоял из политики, заговоров, борьбы, театра, предательства друзей и любимых, светских развлечений, взлетов, падений, разочарований, получения громадного наследства, полного разорения, опасных встреч, тяжелых утрат, преследований и неудовлетворенных желаний. Он рассказывал о себе прямо и откровенно, все как есть. Зачем? Скорее всего, ему надо было высказаться. Ведь не все можно доверить священникам, которых он, по непонятной причине, терпеть не мог. Елене он не просто доверял, он очень хотел, чтобы она им гордилась. Со всеми своими достоинствами и недостатками Агарди в душе был борец, непримиримый, уверенный в своей правоте, беспощадный к врагам, щедрый к друзьям, с женщинами – нежный и любящий, иногда резкий, но в то же время трогательно мягкий. Одним словом – разный.

Порой политика его так далеко заводила, что дело доходило в лучшем случае до драки, а в худшем – до ареста и даже до тюрьмы. Именно поэтому идиллия его сказочной жизни с Еленой длилась в Вене совсем недолго. В один прекрасный день случилось непредвиденное. На оперного баса, что называется, «нашло». Об этом его состоянии вспоминали так: «В нем разгорелись чувства политического протеста, вылившиеся в публичную религиозно-патриотическую речь. Агарди Митрович набрался смелости и прямо со сцены оскорбил самого папу. Журналисты быстро принялись раздувать искры скандала и воспламенили огонь до такой степени, что пожар принял опасный политический оборот. Ситуация стала угрожать господину Митровичу виселицей, тем более что его противники и австрийские чиновники намеревались со всей решительностью довести дело до логического конца».