Октябрьский детектив. К 100-летию революции - Николай Лебедев Страница 35

На вопрос следователя, что я могу сказать в свое оправдание, я рассказал, что произошло на самом деле 7 ноября. Что касается Василия Шмидта и Томского, то уже лет пятнадцать как их не видел и никаких связей с ними не имею. С Урицким, Марголиным и Постышевым если я и встречался, то исключительно по делам службы. Каких-либо личных контактов с ними не имею. Все это легко проверяется. Те же прегрешения, которые мне инкриминируются согласно протоколу партийного собрания, то они просто смехотворны. А о вредительской деятельности Александра Ильича Лизюкова я вообще ничего сказать не могу.

Выслушав меня, следователь, встал, подошел к окну. Постучав пальцами по подоконнику, он произнес:

— Мне с вами, Виктор Григорьевич, все ясно. Партбюро штаба Ленинградского ВО уже после вашего задержания за подписью секретаря партбюро Н. Е. Чибисова представило следствию партийную характеристику на вас, из которой следует: первое — что вы для вашего командования далеко не подарок, а второе — что штаб Ленинградского ВО уверен по крайней мере в вашей преданности делу революции [87]. За вас хлопочет и ручается лично сам нарком обороны. Поэтому я получил от своего руководства указание провести с вами настоящую беседу. Но вы должны знать, что ваше дело еще не закрыто. Надеюсь, вы понимаете, что партия и советский народ должны быть уверены в чистоте помыслов каждого человека, которому она доверила свою защиту и вручила оружие. Пока это все. Вы свободны и можете идти».

Выйдя на свободу, Виктор Григорьевич узнал, что до выяснения всех обстоятельств он исключен из партии и уволен из армии. Лишь в конце января 1939 года Лизюков и Лебедев были восстановлены как в армии, так и в партии.

* * *

Необходимо указать, что Халепского вместе с Тухачевским, Якиром, Путной, Примаковым и Уборевичем в качестве руководителей заговора назвал на допросе 1 июня 1937 года его подчиненный, командир 8-й механизированной бригады Дмитрий Аркадьевич Шмидт, тот самый, который собирался резать «ухи» у Сталина. Как явствует из материалов следствия, комдив Шмидт вместе с майором Кузьмичевым, бывшими краскомами Яковом Охотниковым, Ефимом Дрейцером и другими составляли боевую террористическую группу заговора.

Напомним, общей целью организации Тухачевского был насильственный захват власти в СССР с дальнейшим разворотом внутренней и внешней политики в троцкистском направлении. Основными обвинениями организаторам были: передача в 1932–1935 годах представителям германского Генштаба секретных сведений военного характера; разработка в 1935 году подробного оперативного плана поражения Красной армии на основных направлениях наступления германской и польской армий. Была в этой цели и бонапартиская составляющая.

Согласно основному плану, разработанному Якиром и Уборевичем, Шмидт и его люди по команде Якира или Халепского должны были взять на себя руководство воинскими частями в вооруженном восстании и «захвате Кремля» с проведением террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства. Другими словами, они брались непосредственно осуществить военный переворот 1937 года.

Халепский был расстрелян 29 июля 1938 года вместе с Алкснисом, Вацетисом, Великановым, Дубовым, Дыбенко, Левандовским, Седякиным, которые, вероятнее всего, непосредственно в заговоре участие не принимали, но что-то знали, а кто-то, возможно, даже сочувствовал. Об этом говорит тот факт, что сам Халепский на допросах назвал около 100 фамилий якобы соучастников, большая часть из которых вышли на свободу по приходу в НКВД Лаврентия Павловича Берия. Еще большее число подобного рода соучастников заговора назвал лишь Семен Петрович Урицкий, бывший начальник Разведуправления РККА.

* * *

Прошло пять лет. Где-то в середине апреля 1942 года, в один из очередных ночных докладов генералу Бирюкову (заместитель начальника Автотанкового Управления РККА) о состоянии дел по организации 96-й танковой бригады имени Челябинского комсомола, тот коротко бросил, не уточняя деталей, что в ближайшее время к полковнику Лебедеву должен обратиться уполномоченный НКВД по Челябинской области. Мол, это дело важное, и его необходимо выполнить. Все прояснилось на следующий день. За Виктором Григорьевичем заехала «эмка» и отвезла в Управление НКВД.

В кабинете уполномоченного он встретил майора с малиновыми петлицами, который предложил ознакомиться с шестью ранее осужденными командирами РККА достаточно высоких чинов. Суть вопроса заключалось в выяснении, не захотят ли они вернуться в действующую армию, так как ситуация с командирскими кадрами в тот момент была крайне напряженной. Майор сказал:

«Эти люди были арестованы еще в сороковом году по 58-й статье. Сейчас их приведут в кабинет, и вы переговорите с ними. Я же оставлю вас минут на тридцать один на один. Вам, как боевому командиру, все же легче будет разговаривать с ними, чем мне».

Так и решили. Через несколько минут конвойный ввел осужденных в кабинет.

Рис. 16. Генерал Лебедев. За разгром 2-й Венгерской армии под Россошью (январь 1943 года) награжден первым орденом Суворова 2-й ст. За ночной прорыв на Святошино под Киевом (ноябрь 1943 года) под вой серен и с зажженными фарами награжден вторым орденом Суворова 2-й ст.

Одеты они были в армейскую форму без знаков различия. Выглядели далеко не изможденными. Один из них, самый пожилой, был дивизионным комиссаром. Трое — полковники, один подполковник и один майор. Все до своего ареста служили в танковых войсках. Хозяин кабинета предложил им всем сесть, запер в сейфе лежавшие на столе бумаги и вышел. Виктор Григорьевич представился, сказал, что он только что с фронта, а потом объяснил, что действует по поручению генерала Бирюкова. Им предлагается написать заявление с просьбой направить на фронт. Все шестеро молчали. Виктор Григорьевич стал рассказывать о сложной обстановке на фронтах, как он ее видел. Попутно он заметил, что сейчас, когда решается судьба Родины, место военного человека — на линии огня. Где-то краем глаза он увидел, как поежились некоторые из присутствующих. Тут взял слово бывший дивизионный комиссар:

«Вы в Гражданскую войну воевали?».

Увидев утвердительный жест, он продолжил:

«Не знаю, как вы, но я воевал за счастье трудового народа, рабочих и крестьян. Вы же предлагаете меня воевать за какую— то родину. Но у трудового народа нет родины. Его родина там, где он счастлив. Мне все равно, на каком языке говорит этот трудовой народ. На русском, на немецком, на английском ли… Главное в том, чтобы принести ему освобождение от тех цепей рабства, в которых он находится, и где так называемый патриотизм — одно из центральных звеньев этих цепей.

Сталин предал дело Октябрьской революции. Он подмял под себя весь трудовой народ России. Он уничтожил тысячи верных бойцов Революции. Расстрелял, рассадил их по тюрьмам и по лагерям. Он подменил и исказил их цели и идеалы. Он восстановил проклятую богом и людьми Российскую империю. За это ему нет прощения.