От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - Василий Чуйков Страница 35

В Мурзихе, встретив командира батареи, орудия которой стояли за селом, я потребовал открыть огонь по наступающему противнику. Тут же, в селе, увидел конную разведку своего полка — 40 сабель — во главе с Филиппом Гурьяновым. Он немедленно с развернутым знаменем бросился на помощь.

Вижу, как к нашим разведчикам присоединился неизвестно откуда взявшийся матрос в форменке. Он скакал на неоседланной лошади. В руках у него был длинный кнут, которым он беспощадно награждал отступающих, сдабривая каждый удар матросским крепким словцом. Когда же отступающие стали поворачивать обратно, лихой всадник поскакал на своем коне без седла на юг, к берегу Камы. Кто он такой, никто сказать не мог. А жаль, его безоговорочно можно было бы зачислить в группу конных разведчиков полка…

Атака белогвардейцев была отбита. Они залегли под огнем наших орудий и пулеметов.

И тут до меня долетела печальная весть: тяжело ранен комиссар дивизии Пылаев. Большевик, верный ленинец, душа красноармейцев и командиров, он много раз бывал в огне самых жарких схваток. Сколько винтовочных пуль и пулеметных очередей было выпущено в него, но он жил на страх врагам, воодушевлял нас на славные дела, а здесь, под Мурзихой, его настигла беда.

Вернувшись на высоту и увидев, что боевые порядки полка в готовности, мы с комиссаром решили перейти в наступление, нанося главный удар вдоль тракта через деревню Армалы на Елабугу.

В резерве остались коммунистический батальон, команды пешей и конной разведки. Убедившись, что комбаты поняли задачи правильно, я прискакал на наблюдательный пункт командира артиллерийской батареи Матвеева.

Там вместе с Матвеевым застал командира артиллерийского дивизиона. На участке наступления полка было уже семь орудий. По тому времени иметь артиллерийскую поддержку из семи орудий на полк считалось вполне достаточным. Полк развернулся и двинулся вперед. Перевалил южные скаты высоты, пересек дорогу, идущую на север. И тут случилось то, чего никто не ожидал. По цепям 1-го батальона с тыла ударила артиллерия. Снаряды один за другим ложились в самой гуще красноармейцев. Кто так точно бьет? Флотилия противника, прорвавшаяся по Каме к нам в тыл, или наши артиллеристы, как говорится, «своя своих не познаша»? Смотрю в бинокль. Так и есть — из двух орудий с высоты 232, что севернее села Котловка, бьют прямой наводкой свои. Связи с ними не было. Пришлось послать туда двух конных разведчиков, а на колокольне церкви поднять красный флаг.

Вскоре выяснилось, что огонь по нашим наступающим частям вела артиллерия десантного отряда нашей речной флотилии. Десантный отряд «черных комиссаров» (так называли его колчаковцы) под командованием Ивана Кузьмича Кожанова после упорного боя высадился у Котловки и захватил господствующую высоту. Видя наши наступающие цепи, поднимающиеся через отроги высоты 200, отряд принял их за белогвардейские и прямой наводкой начал бить по нашим цепям. Красные флаги, поднятые на колокольне Мурзихи, или наши разведчики, которые, возможно, сумели доскакать до пушек, приостановили эту стрельбу. Бедность в средствах связи, отсутствие взаимной информации приводили к подобным досадным явлениям.

Это замешательство отняло у нас около часа, чем мгновенно воспользовался противник. На этот раз он перешел в контратаку более значительными силами, чем утром. Я сразу же ввел в бой свой резерв — коммунистический батальон, а затем вместе с конными разведчиками помчался вперед.

Какие-либо сложные маневры проводить было некогда, да и не следовало. Просто крикнул:

— За мной! — и навстречу белогвардейцам.

Они прут оголтело. До них остается метров триста. Вижу, впереди идут офицеры и с ними, прямо передо мной, поп в рясе, с крестом. Ясно, раз поп пошел в атаку, значит, силы противника на исходе. Теперь вопрос «кто кого?» должен решиться в пользу тех, у кого крепче нервы. Оглянувшись назад, я увидел своих бойцов. Они шли уверенно, стройными цепями, как на параде. Без слов поняли: на психическую ответить психической. Сближались молча, без криков «ура».

В этот момент я почувствовал сильный удар и резкую боль в левой руке. Подо мной рухнула лошадь. Я сразу понял, что лошадь убита, но отчего так сильно жжет руку, до сознания еще не дошло. Ноги мои застряли в стременах, левая рука продолжала держать повод. Ко мне подъехал ординарец и соскочил с коня. Я уже успел выпутаться из стремян и, не говоря ни слова, вскочил на его коня. Обжигающей боли в руке как не бывало. Теперь во мне кипела бешеная ненависть.

Вскинув кверху револьвер, я что было силы крикнул:

— Ура!

Красноармейцы подхватили. Теперь они бежали вперед во весь дух. По полю, нарастая и раскатываясь, гремело грозное «ура!».

Вражеская цепь разорвалась. Офицеры были или пристрелены, или подняты на штыки, остальные бежали. С ними во весь дух удирал поп. Полы его рясы развевались, как крылья черного ворона.

— Эй ты, в рясе, креста на тебе нет! — вырвалось у меня от злости, я было кинулся за ним, но тут меня обогнали конные разведчики Гурьянова. Они неслись с обнаженными саблями.

Оглянувшись, я увидел начдива. Азин мчался по тракту на вороном коне, в черной бурке. Над головой сверкающий клинок. За ним два эскадрона 28-го кавалерийского полка — тоже с обнаженными шашками. Гремело «ура» конных и пехотинцев. Наша артиллерия перенесла огонь на село Армалы.

Азин, обгоняя меня, крикнул:

— Здорово! — и помчался вперед.

Его кавалеристы устремились во вражеский тыл…

Прискакав на коне в село Армалы, я почувствовал вдруг слабость во всем теле. Голова закружилась. Сполз с лошади и прислонился к колодезному журавлю. Боль в левой руке нарастала.

Подбежал командир 1-го батальона Кузьмин и, поняв мое состояние, стал кричать, призывая на помощь санитаров.

Стрельбы уже не было. Не помню, кто высвободил из моих рук поводья, кто ввел в хату. И только будто во сне услышал глухой голос:

— У него жар.

Открыв глаза, увидел комиссара. Денисов протягивал мне фляжку. После нескольких глотков почувствовал, что пью что-то обжигающее — спирт или водку. Левая рука уже была перевязана.

Спиртное начало действовать ободряюще.

— Как дела на фронте?

— Противник бежит. Если так пойдет дальше, то завтра утром будем в Елабуге.

Меня собираются куда-то везти. Но мне безразлично. Убийственно хочется спать, давит усталость. Напрягаю последние силы.

— Павел Иванович, — обратился я к комиссару, — командуйте тут без меня с Сергеевым. Я скоро вернусь.

Мы распрощались. Перед уходом Денисов спросил:

— Партбилет с тобой?

Нащупав его в кармане гимнастерки, ответил:

— Пусть он останется со мной.

За два дня боев правофланговые полки 28-й дивизии Азина разбили 1-й Красноуфимский, 2-й Каштымский, 58-й Павлодарский, 59-й Саянский, 10-й Байкальский и 12-й Верхнеудинский полки армии генерала Гайды и продвинулись вперед на 50 километров.