Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко Страница 34

Старик Хэно лежал в своем чуме на подстилке из лапника, мха и меха, укрытый тремя шкурами.

В чуме был только он и девушка — его внучка.

Чтобы сохранить призрачные остатки тепла, дымовое отверстие было закрыто шкурой.

— Убери шкуру, — попросил старик.

— Зачем? Засыплет тебя.

— Убери и иди к кому-нибудь.

Девушка взяла лесину, молча убрала шкуру. Столб бледно-голубого света вырос посреди чума. Клубы пара перекатывались в нем.

Девушка поставила перед стариком деревянное блюдо с сушеным мясом.

— Ешь.

— Возьми себе.

— Не могу, — сказала девушка и всхлипнула. — Меня тошнит… Дедушка, долго нам ждать?

— Нет, не долго. Мужчины наберутся сил и снова уйдут искать его. Теперь уж точно найдут. Если уже не нашли наши родичи. Потерпи. Не плачь.

Девушка стояла в столбе света, и Хэно видел, как она вытирает ладошками мокрые щеки.

— Разве может быть так, чтобы все страдали из-за одного?

— Может, — тихо сказал старик. — Боги не любят шуток.

— А людей?

— Хороших — любят.

— Значит, мы… нехорошие?

— Послушай, милая, — Хэно пытался говорить как можно ласковее, — Скоро ты будешь греть руки над огнем и плакать от того, что похлебка — кипящая, прямо из котла — жжет горло и грудь. А потом, немного позже, ты будешь опять плакать — от счастья, когда я, как обещал, найду тебе князя, самого статного человека тайги, и выдам за него. У тебя впереди радость, моя девочка, — для нее ты и родилась такой красивой. Потерпи немного… Иди, я хочу поспать. Иди…

Девушка тоненько вздохнула, как вздыхают дети, провожая плач, нагнулась, поцеловала старика и вышла.

* * *

Воины вернулись вчера на закате. Снегопад не только засыпал следы, но и отобрал силы — передвигаться без лыж стало тяжело. Весть о том, что сын Тусяды был совсем близко и ушел, вызвала у людей досаду и ропот. Но была и другая весть — Нохо жив, и в нем еще течет кровь, которой хочет мстительная Мать. Эта весть оказалась сильнее, она давала людям надежду.

Воины отлежатся под шкурами, отогреются телами своих жен, потом встанут, возьмут лыжи, нарты, запасутся стрелами, опротивевшей юколой и пойдут по новому снегу, на котором Нохо обязательно оставит следы. Сейчас ему намного труднее, чем его бывшим родственникам. Против него поднялось много людей, у него, наверное, нет хороших лыж, теплой одежды — если не украл у кого-нибудь. А женщину он несомненно украл, чтобы отгонять тоску и, главное, греться — он так же боится холода, тем более что путь в его тайный чум внутри горы теперь отрезан.

Так думали люди, так думал и Хэно — после того, как вернулись воины, его прежний страх стал утихать. Только Передняя Лапа, водивший мужчин, рассказывал мало и неохотно, но таким он был почти всегда…

Старик глядел на блекнущий столб света. Он думал о том, что Мать истязает людей до последнего, чтобы они сами запомнили и передали потомкам этот урок. Он согласен терпеть до конца. Эта мысль успокаивала. Старик не заметил, как уснул — крепко, будто в молодости.

Он проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его колено.

— Девочка, ты? — спросил Хэно, не открывая глаз.

— Я.

Старик вздрогнул и поднял голову. Исчезнувший столб в середине чума возник вновь — он был белым, как бивень земляного оленя, и прозрачным, как вода.

В середине столба Хэно увидел высокого густоволосого мужчину с длинной пальмой в руке.

— Здравствуй, отец наш, — сказал Нохо.

* * *

Снег ускорил решение идти и мстить.

Мы понимали, что теперь земля откроет наши следы врагам. Я торопил Нохо: «Хочу видеть тех, кто убил брата». — «Увидишь», — отвечал Нохо.

Неподалеку от нас появилась стая — та, что выгнала Паука и его братьев. Нохо решил, что прежние угодья волки оставили кому-то более сильному, чем голод.

Мы уже не спускались в долину привычным путем, но уходили в тайгу через вершину на другую сторону горы.

Страх перед волками избавил от худшего. Возвращаясь с охоты, мы остановились на возвышенности и увидели фигурки, рассыпанные у подножья горы, — то были воины Передней Лапы.

Участь сама подала знак, что теперь остался только один путь — в стойбище Хэно. Мы верили, что та же участь, которая свела нас с Нохо, решит дело.

К большому стойбищу мы подошли, никем не замеченные.

Люди лежали в чумах, обнявшись под многими шкурами, и даже сотрясение земли не выгнало бы их наружу.

И вот Нохо стоял перед стариком.

* * *

— Ты пришел…

Хэно не слышал, не понимал своей речи. Душа старика остановилась и замерла, как замирает охотник, которого знакомый путь привел в неведомый чужой край.

— Спишь в такой холод?

Нохо стоял неподвижно. Хэно долго смотрел и не распознавал в нем человека, предпринявшего губительный ночной набег. Он видел знакомого парня. Сам не понимая почему, старик сказал:

— Я рад.

Нохо сел, подогнув ноги, и положил пальму перед собой. Он улыбался.

— И я рад.

Старик привстал.

— Зачем ты здесь?

— Скучал по родне.

На лице сына Тусяды была все та же улыбка. Хэно вдруг понял, что почти не знает его. Он крепкий парень, хороший охотник — таких немало. Но слева от Песца он увидел безумного отца и беспутную мать, навлекших проклятье на всю семью, а справа был брат Сэрхасава, безропотно вставший под нож, чтобы спасти людей. Хэно не знал, чьей крови в нем больше.

— Твоя родня погибает, — глухо сказал старик, — ты сам это знаешь. Послушай, я не маленький зверек, не играй со мной. Сам видишь — я стар, и если смерть пришла, открою ей полог, как доброму гостю.