Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко Страница 33

Весть, которую принес Длинноногий Паук и его братья, подарила воинам новые тела. Люди собрались вокруг Передней Лапы и братьев, они кричали, будто видели перед собой легкую войну с богатой добычей, и даже известие о волках не смутило их.

— Что может стая против четырех десятков луков?! — кричали они.

С этими криками воинство выдохнуло тоскливые мысли о неудаче, подступающем холоде и двинулось по становому пути. Они шли, срываясь на бег, некоторые жевали на ходу — ремни сушеного мяса свисали изо ртов. Дорога через ущелье в долину заняла совсем немного времени. День обещал победу и избавление. Солнце прошло только треть пути, и небо было по-прежнему чистым.

В долине Паук показал вожаку двойной след — даже уходя от волков, он велел братьям не наступать на него.

— Женщину себе нашел, — сказал он Передней Лапе, показывая на отпечатки ног, вдвое меньше тех, что, по его мысли, принадлежали Нохо.

На изрытом лице Хунгаля мелькнуло что-то, напоминающее улыбку.

— Крепкий парень…

Другие воины смотрели и дивились, но никто не сомневался, что следы принадлежат человеку, который разрешит проклятие Матери Огня.

Они не ошибались.

* * *

В середине дня войско прошло долину и оказалось среди гор с плоскими вершинами. Следы вели к одной из них — почти голой — и терялись в каменной осыпи. Хунгаль остановил людей. Он долго смотрел вверх и вдыхал медленно, будто надеялся отыскать в воздухе запах жилья.

— Он прячется в этой горе, — наконец сказал вожак негромко и спокойно, будто видел перед собой Нохо.

Длинноногий Паук стоял рядом.

— Поговори со своей умной рыжей сучкой. Может, она покажет нам путь?

Рукавичка держалась в отдалении от прочих собак, сильных разномастных псов, немного притихших после пути через долину, покрытую широким узором волчьих следов. Паук обнял ее за шею, что-то сказал на ухо, и Рукавичка побежала вверх. Ее тонкие, упругие лапы легко находили опору между камней. Вскоре она исчезла из виду и спустя немного времени подала голос с высоты.

— Там, — сказал Передняя Лапа, не отрывая взгляда от вершины.

Он обернулся к Пауку и несильно ударил его кулаком в середину груди.

— Ты пойдешь со мной.

Паук улыбнулся. Внезапно из-за спины вожака показался Оленегонка.

— Мы втроем нашли след, а вся честь Хэтанзи?

— Хорошо, иди с нами.

— А наш брат?

Печень, будто зная о чем разговор, подошел ближе, чтобы попасть на глаза вожаку. Передняя Лапа увидел щекастого парня, который глядел на него, как попрошайка.

— Слишком тяжел. Останется здесь.

Сказав это, вожак повернулся к воинам и приказал окружить гору.

Втроем они двинулись к вершине.

* * *

Они без труда нашли убежище внутри горы.

Передняя Лапа выстрелил в глубину — стрела отозвалась гулким щелчком — и первым исчез в пещере. Следом вошли Оленегонка и Паук.

Свет проливался в жилище беглецов, и глазам не понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к темноте. Кругом были следы человеческой жизни — кости, перья, заячьи шкуры. Передняя Лапа спустился в самый низ и, разглядывая влажные, местами заиндевелые стены, понял, что укрытие не столь велико и дальше пути нет.

— Эй…

Паук спустился к вожаку, поднес к его лицу руку, дунул на нее и произнес глухим подрагивающим голосом:

— Он теплый… совсем теплый.

— Кто?

— Пепел… Там был очаг, я опустил руку в пепел, он совсем теплый, как будто жгли сегодня ночью.

Вожак рывком поднялся наверх. Там, в неглубоком провале, он различил следы костра — головни и разбросанные сучья. Спускаясь, он не разглядел очага. Оленегонка неподвижно сидел на корточках, опустив руку в середину черного круга. Хунгаль взял горсть пепла — забытое тепло растекалось по пальцам.

— Как же так? — спросил Оленегонка.

В голубой линии света вожак поймал его потерянный взгляд.

— Как же так…

Передняя Лапа не знал, что сказать. Он потерялся сам.

— Значит, у него есть огонь, — промолвил Паук. — У него есть, а у нас нет… Почему, вожак?

Ответа не было, и молчание длилось долго.

Передняя Лапа прожил вдвое больше, чем эти мальчишки.

Он сам имел троих сыновей, старший из которых совсем скоро сделает семь шагов своего отца; он не впервые водил людей в набег, бывал на краю гибели, видел такое, что не в силах постичь разум. Одно лишь он знал точно — чтобы водить людей, нужно чувствовать приближение мига, когда единая воля войска может рассыпаться, как стадо, у которого отняли вожака. Тогда нельзя молчать, даже если сам не видишь выхода. Передняя Лапа сказал.