Анна Иоанновна - Игорь Курукин Страница 33

Двенадцатого декабря 1731 года кабинет-министры дважды посещали государыню. Анна рассматривала списки гвардейских офицеров и указывала, кто, согласно только что утверждённым штатам, «определены быть в комплекте в тех же полках, и коих для определения в армейские и в гарнизонные и в ландмилицкие полки велено отослать в военную коллегию», при этом «изволила отмечать о каждом имянно, кого куда и каким рангом определить».

Колебания высших гвардейских чинов в феврале 1730 года заставили Анну и её окружение принять более решительные меры. Уже в сентябре того же года стал формироваться новый гвардейский Измайловский полк, и императрица лично подбирала кандидатов на командные должности. Командиром полка был назначен лифляндец, обер-шталмейстер Карл Густав Левенвольде, а его заместителем — выезжий шотландский генерал Джеймс Кейт. Офицерский состав формировался отчасти из прибалтийских немцев (в их числе был брат фаворита майор Густав Бирон), отчасти — из наиболее надёжных кавалергардов и армейских офицеров. Таким путём туда попали Василий Нащокин и поручик Тимофей Болотов. Рядовых набирали из украинских («ландмилицких») полков. Кавалергарды же, хотя и сыграли значительную роль в восстановлении «самодержавства», отчего-то не пользовались доверием. Они получили от императрицы месячное жалованье «не в зачёт», но уже в июне 1731 года рота была расформирована, отборные кони, казна и амуниция были переданы Конной гвардии. В неё перешли лишь восемь кавалергардов; остальные получили назначение в полевую армию или в гражданскую администрацию, с приказом немедленно отправляться к месту службы, «дабы они в Москве праздно не шатались».

В декабре 1730 года началось формирование ещё одного соединения — полка Конной гвардии из десяти рот. Формально шефом полка считался П.И. Ягужинский, но с его отъездом в Пруссию подполковником стал обласканный Анной князь А.И. Шаховской; «младшим подполковником» был назначен Б.Э. фон Траутфеттер, майорами — Карл Бирон (другой брат фаворита) и Р. фон Фрейман. В апреле 1733 года государыня пожаловала в ротмистры девятилетнего Петра Бирона, а через пять лет в день рождения царицы Бирон-младший был произведён сразу в подполковники, но по причине юных лет на деле покомандовать так и не успел. В полку числились не только брат и сын Бирона, но и целая группа Шаховских: будущий вельможа и мемуарист Яков Петрович и несколько его родственников. Примерно треть офицеров принадлежала к прибалтийскому дворянству; в рядовые Анна указала брать из украинских однодворцев и «взрачных» представителей «лифляндского шляхетства и мещанства». В итоге 42 из 120 офицеров двух новых полков являлись прибалтийскими выходцами или иноземцами.

В январе 1732 года гвардия вместе с двором переехала в Петербург. Как и прежде, гвардейцы размещались на постой по домам обывателей, но офицеры предпочитали жить на съёмных квартирах. До государыни дошло, что хозяева требуют с гвардейцев неумеренную плату, и повелела объявить: «покои» тех, кто заломил цену, «посторонним внаймы допущены не будут». Только осенью 1735 года Конную гвардию поместили в казармы на берегу Невы, недалеко от Смольного двора цесаревны Елизаветы. Для пехоты строительство слобод началось в конце 1739 года — на роту по 20 солдатских домов с четырьмя «покоями» каждый и по одному офицерскому дому с огородами, скотиной и хозяйственными постройками; женатые гвардейцы жили вместе с семейством. Преображенскому и Семёновскому полкам отвели места на левом берегу Фонтанки, Измайловскому — за рекой, «по обе стороны пространства, составлявшего за Фонтанкою продолжение Вознесенской улицы». Полки, по воспоминаниям Манштейна, «так усердно принялись за постройку, что на следующий год они уже могли занять новые дома. Так как в такой казарме полк был весь собран в одном месте, а офицеры, по милости дурной дисциплины, не были обязаны жить тут все в одно время, то этот порядок значительно облегчил предпринятую царевною Елисаветою революцию, окончившуюся для неё так удачно…».

^{Записка императрицы Анны Иоанновны об учреждении лейб-гвардии Конного полка:}

^{«бывшей лейб-регимент назват конная гвардия а в ранге быт против гвардии а быт в полку ундер афицером и с редовыми тысечу человек».}

^{Не позднее 18 декабря 1730 г.}

Доклады и приказы по полкам свидетельствуют, что новая «полковница» оценила роль гвардии и старалась держать её под контролем. Императрица регулярно устраивала во дворце «трактования» гвардейских офицеров. Поручик Семёновского полка Александр Благово в 1739 году отмечал в дневнике: «Восшествие на престол российской государыни императрицы] Анны Иоановны в 1730-м году. В строе были и обедали во дворце» (19 января); «Поздравляли г. императрице и жаловала к руке» (2 февраля); «Тезоименитство государыни императрицы. Строю не было за стужею. Обедали во дворце» (3 февраля). Но она же установила еженедельные (по средам) доклады командиров полков и лично контролировала перемещения и назначения в полках. Оставшимся в комплекте по новому штатному расписанию было поднято жалованье: штаб-офицерам на 300 рублей, самой императрице-полковнице — с 1380 до 2160 рублей в год; увеличила она и число повышенных («старших») окладов для нижних чинов.

Послужной список офицеров и солдат Преображенского полка 1733 года (с указанием количества душ в имении) показывает, что беспоместных обер-офицеров в полку уже не было и даже у многих дворян-рядовых имелось по 20–30 душ. Сами же полки стали более «шляхетскими»: дворяне составляли больше половины рядовых; в 1740 году только два процента дворян-преображенцев не имели крепостных и жили на одно жалованье. В 1731 году в Преображенском полку 952 из 2504 солдат (38 процентов) являлись дворянами; в 1737-м их доля составила уже 49,1 процента, а среди унтер-офицеров — 85,7 процента. Также обстояло дело у семёновцев: в 1731 году 1126 из 1968 солдат принадлежали к шляхетству.

Указы императрицы требовали являться в Петербург дворянским «недорослям», имевшим не менее двадцати душ (остальным предписывалось поступать в «ближние армейские полки»), а в унтер-офицеры производить тех, которые «достаток имели, чем себя, будучи в гвардии содержать», поскольку «часто случается, что из гвардии нашей употребляемы бывают в разные посылки за нужнейшими государственными, а иногда и секретные дела вверены им бывают». «Произвождение» и на самом деле было отличием не для большинства. Среди 171 преображенца, уволенных в отставку в январе 1739 года, были 67-летний Пантелей Батраков, 64-летний Тихон Захаров, 63-летний Иван Лодыгин и многие другие ветераны-рядовые лет пятидесяти-шестидесяти, отслужившие в строю по 30–35 лет.

Господа офицеры должны были приобретать строевых немецких лошадей «масти вороной или карей» на собственные средства. Императрица требовала, чтобы для парадного строя одна из пяти лошадей подполковника непременно была ценой в 200 червонных, а у майора одна из четырёх — в 150. Ротмистру предписывалось иметь трёх лошадей, в том числе одну за 100 золотых, прочим офицерам — две, из которых одну ценой в 60 золотых; на более дешёвых лошадях быть на параде в высочайшем присутствии считалось «непристойным».