Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель Страница 33

БОМБАРДИРОВЩИКИ ПРОТИВНИКА НА ГРАНИЦЕ

Иногда нам удавалось съездить на вечеринку или ужин в Цинновиц – напоминание о счастливых днях. В этом прибрежном шикарном курорте по-прежнему работали прекрасные рестораны. Мой любимый ресторан «Прайсенхоф» был с видом на море и располагался прямо на пляже. Официанты носили фраки, на столах были белые скатерти, а еда была довольно хорошей для того времени. Так как мясо распределялось строго по карточкам, порция любого мясного блюда была довольно маленькой, но рыба не нормировалась, и в этом ресторане ее готовили лучше всего. Вино не подавалось, поэтому клиент мог приносить собственное, что мы обычно и делали. После ужина официант тратил вдвое больше времени, разбираясь с карточками, чем когда выписывал обычный счет. Позволяя себе немного отвлечься, мы возвращались в Строение-1 в приподнятом настроении.

Выходные я проводил в арендуемом жилье в Козерове, куда иногда приходили письма от Ирмель и родителей. Я прогуливался вдоль прибрежных скал, писал письма, читал и узнавал все менее обнадеживающие новости о том, что происходит в Германии. Конечно, было трудно понять, где правда. В газетах печатались лишь новости, одобренные правительством, а по радио повторяли сведения из газет. Тем не менее на радио, по крайней мере, ставили хорошую музыку и обходились без рекламы. Нам пришлось познакомиться с очень эффективной советской пропагандой. Например, немецкий диктор мог сказать: «…и к концу дня немецкие войска снова захватили деревни, оставленные за последние двадцать четыре часа».

Сразу другой отчетливо слышимый голос, будто идущий из немецкой студии, говорил: «Ложь! Советские войска прорвались по всему фронту! Немцы стремительно отступают!»

Видимо, русские обладали мощными передающими радиостанциями с управлением по радиолучу, а диктор отлично знал немецкий язык, был умен и остроумен. Он слушал немецкие радиопередачи и сразу же транслировал свой комментарий на той же длине волны. Внедриться на нужную длину волны не составляло труда. Диктор вещал только о гибели. Никаких обещаний освобождения, а только предсказания о поражении, смерти и разрушениях.

Правительство Германии нашло способ противостоять этой тактике – диктор стал читать новости так быстро, что не было времени для вклинивания противника. Такая манера подачи новостей была неприятной для слуха, но эффективной, пока русские не начали вклиниваться между музыкальными произведениями или во время любого другого периода затишья. В конце концов появился передатчик, который получал, усиливал и ретранслировал сообщение русских, но со сдвигом по фазе на половину длины волны, лишая их, таким образом, возможности транслировать сообщения.

Тем не менее для понимания того, что происходит, нам не требовалась советская пропаганда. Ухудшение ситуации все чаще отражалось на нашей повседневной жизни. Мы привыкли к большому дефициту, но теперь он стал жестким. Так и должно было случиться, учитывая приближение конца. Норма довольствия в одежде была сокращена до нелепости: на год выдавалось либо одно пальто, либо рубашка и кое-какое нижнее белье. Если терялись металлические пуговицы с воротника, их было невозможно заменить. Обувь не удавалось купить ни по карточкам, ни без карточек. Фактически было невозможно даже отремонтировать обувь, если только вам не повезет и вы не найдете изношенный промышленный ременный привод и сапожника. Скоро дефицитом станет абсолютно все. И вместе с Германией погибнет Пенемюнде. Какое будущее у ракетостроения, космических полетов, путешествий на далекие планеты и звезды? «Кто придет на наше место, когда мы будем вынуждены все бросить?» – задавался я вопросом.

Одно время ходили слухи, что исследовательский центр полностью эвакуируют. Теперь об этом говорили все чаще. Советские войска форсировали Вислу и вошли в Польшу. Вскоре они будут в Восточной Пруссии, а затем Померании. Очевидно, настала пора что-то делать с Пенемюнде.

Но работающим в исследовательском центре сотрудникам, знакомым с проектом, сложностью программы, объемом и типом средств, необходимых для продолжения работы, было трудно представить такую масштабную эвакуацию. Предстояло переселить тысячи сотрудников с семьями, а также вывезти вагоны оборудования и документов – и все это с учетом нарушенного железнодорожного сообщения, крайней нехватки грузовиков и бензина и ежедневных бомбардировок союзников.

Времени оставалось все меньше, а перед нами встала дилемма. Одной из наиболее пугающих сложностей стал бесконечный поток беженцев из захваченных восточных провинций, которые с начала года бежали от разрушений и войны через Узедом. Они двигались на запад из Восточной Пруссии и Померании в район Одера, где перед ними была мрачная перспектива перехода реки у Штеттина или дальше на юг; еще они могли повернуть на север и запад и переплыть реку на пароме у Свинемюнде. Те, кто предпочитал второй вариант, шли через Узедом по мосту Вольгаст в сельскую провинцию Мекленбург, буквально проходя мимо Пенемюнде. Перед нами предстало грустное и страшное зрелище. Колонна беженцев сопровождалась практически всеми возможными видами самого примитивного транспорта: конные повозки, ручные тележки, фургоны – все было доверху загружено хозяйственным инвентарем и постельными принадлежностями, на которых часто сидел усталый и грязный ребенок. Медленно идущие люди были уставшими, разочаровавшимися и отчаявшимися. В основном это были старики, женщины и дети. От сельских жителей и тех, кто с ними разговаривал, мы узнавали невероятные истории о жестокости советских войск – о мародерстве, поджогах, бессмысленных убийствах и, что хуже всего, об изнасилованиях и убийствах старух, беременных женщин и молодых девушек. Ужасающие повествования были постоянными и неизменными, как бесконечный поток вызывающих жалость беженцев.

Мы не могли им помочь, поэтому искали забвения в работе. По крайней мере, внешне ситуация мало изменилась. Мы понимали, что реализовать наши потенциальные возможности уже не удастся.

Многие в те смутные дни открыто говорили о том, что разумнее покинуть Пенемюнде. В конце концов объявили, что завод находится под непосредственным руководством Гиммлера! Кто-то «слышал по советскому радио», что все захваченные в плен будут убиты.

Однако мы согласились с тем, что нам остается только продолжать работать. Мы, несомненно, были не в состоянии изменить ход событий, и единственное, что могли сделать, – уйти с головой в работу.

В любом случае я начал упаковывать свои вещи в коробки и чемоданы и переносить их в свою комнату в Строение-1. Когда придет время эвакуации, а в этом я не сомневался, мне не хотелось возиться с личными вещами. Очевидно, мне придется все время проводить на заводе. Я написал письмо Ирмель и сообщил свои опасения по поводу того, что конец моей работы не за горами.

Холодным и облачным днем 31 января 1945 года, в среду, некоторых из нас – начальников отделов, руководителей департаментов и ближайших помощников фон Брауна – вызвали в его кабинет. Излагая точную ситуацию, он был мрачен.

– Каммлер только что приказал эвакуировать все важнейшие оборонные предприятия в Центральную Германию, – тихо сказал он. – Это приказ, а не предложение.