Игра королев - Дороти Даннет Страница 33

Последовала продолжительная пауза.

— Не совсем… Да, пожалуй, кое-что все-таки повредили.

Он медленно опустил руки. Собираясь заговорить, состроил гримасу, но с жестом шутливого смирения вдруг выскользнул из рук Сима.

Когда Скотт с усмешкой нагнулся над ним, то с изумлением обнаружил, что Лаймонд действительно потерял сознание.

У них было разрешение Максвелла переночевать в замке, чтобы отправиться в столицу на следующее утро.

Внутри замка Трив, когда пленник был заточен в подвал под неусыпный надзор выставленного у дверей тройного караула, остальные действующие лица принялись изливать друг на друга свой гнев и досаду. Кристиан, которой не разрешили навестить Лаймонда, вынуждена была выслушивать проклятия Бокклю по поводу манеры этого джентльмена действовать инкогнито. В результате она вконец вышла из себя и, обессилев, отправилась спать. Скотту тоже досталось.

Дело было в том, что он не хотел выдавать бывших товарищей. Уилл услыхал, что он пытается сидеть между двух стульев; что хочет оставить страну на разграбление никем не управляемой банды головорезов; что он сам не ведает, что творит; что голова его набита опилками вместо мозгов. Скотт не оставался в долгу, и они с отцом продолжали орать друг на друга еще долго после того, как отряд Хантера уехал. В конце концов Бокклю взревел:

— Уж раз ты так привязан к своим драгоценным дружкам, отчего не остался с ними?

Уилл вскочил и схватил плащ.

— Хорошо: я возвращаюсь!

— Ты, безмозглая козявка! Они же изрубят тебя в куски, как только увидят, после того, что ты натворил.

— Тогда я отправлюсь в другое место!

— О да, ты отправишься в другое место! — прошипел Бокклю и позвонил в колокольчик с такой силой, как будто сворачивал голову цыпленку. — Ты проведешь ночь там, где от тебя не будет мороки и где тебе представится возможность сравнить твоих старых добрых друзей с нынешними. Позвать коменданта!

Скотт вскочил, но Бокклю властно положил руку ему на плечо. Когда комендант вошел, сэр Уот к недоверчивому изумлению юноши закричал во все горло:

— Вот вам еще один пленник! Посадите-ка его под замок на всю ночь: может, в голове у него прояснится!

Комендант страстно желал угодить, но не был готов к такому повороту событий.

— У нас нет комнаты с крепким затвором, сэр Уот. Башня закрыта, остается только подвал.

— Я это и имею в виду, — свирепо проговорил сэр Уот. — Заприте его в подвал.

Капитан колебался:

— Но там же Хозяин Калтера.

— Я знаю это, болван! — закричал Бокклю. — Посадите его с Лаймондом — и пусть мальчишка покажет, кто он есть на самом деле: гончая или кролик.

Всю дорогу на кухню Уилл Скотт цеплялся за каждую дощечку: он сопротивлялся, когда открывали люк, отчаянно брыкался, когда его туда заталкивали, и героически отстаивал каждую ступеньку в подвал. Затем люк захлопнулся над его головой, звякнул засов — и Скотт остался наедине с началом мудрости и Хозяином Калтера.

Невеселое это дело — быть запертым с человеком, которому, как ни посмотри, ты нанес удар в спину. Когда Уилл Скотт скатился по лестнице и дверь наверху заперли, все у него внутри сжалось от дурных предчувствий.

Подвал прежде использовался как кладовка. Сквозь два оконца под потолком виднелся кусочек ночного неба. Справа в полутьме можно было разглядеть колодец, рядом были навалены мешки, ящики и бочонки. На двух бочонках и улегся Лаймонд, поставив рядом с собой единственную свечу.

В этом пронзительном свете цвета и формы проявились неожиданно резко: блестящие золотистые волосы Лаймонда без всякого следа пыли, свежие бинты из мешковины, серебряный блеск разорванных кружев, голубой шелк на плече и согнутом колене, тонкое белое полотно у шеи и на запястьях. Все, что было неприглядно, скрывалось в тени.

Скотт искал следы унижений, пережитых за день, или физической слабости, но ничего подобного не нашел. С лицом невинным и светлым, словно у ангела делла Роббиа 10), Лаймонд заговорил:

— После дня бездарных издевательств и тупой жестокости мы попали на самое дно.

Его голос отчетливо доносился до Скотта, пробиравшегося в темноте к доскам, наваленным у колодца.

— Слава Богу, — продолжал Лаймонд. — Слава Богу, кто-то еще озаботился поучить тебя уму-разуму.

Скотт сел. Кровавыми сценами он был сыт по горло. Сейчас же в воздухе витала иная, высшая форма насилия — умственного, что вызвало в юноше прилив праведного гнева. Он коротко бросил:

— Вы сами вынудили меня.

— Бросить мне вызов. А не губить Терки Мэта.

— Он сам виноват. Отец не причинил бы ему зла.

— Твой отец умыл бы руки после того, как ты словно Зевс-громовержец, устроил фокус со взрывом в монастыре. Кстати, не воображай себя Мессией из Бранксхолма. Ты никого не спас. Меня всегда принимали за нечто среднее между разбойником с большой дороги и шпионом высокого класса, но и я оставил свой след на земле.

Гнев, страх, раздражение, муки совести, уязвленное самолюбие — все неистовые чувства злополучного Скотта бросились ему в голову.

— Я догадываюсь, какого вы обо мне мнения, — проговорил он в холодном бешенстве. — Я выдал вас Эндрю Хантеру, обманом заманил в монастырь, ударил ножом. Бог мой, как плохо, как неумело! Но все же я заставил вас дрогнуть — пусть хоть один раз, пусть на короткое мгновение. Когда вы предстанете перед судом, расквитаюсь за тех, кого вы подло убили, за тех, чьи жизни искалечили, за четырех женщин, погубленных вами. Вы можете возразить? Разве я не прав?

— Прав? — переспросил Лаймонд. — Жалкий, назойливый дурачок, ты никогда не бываешь прав, но на сей раз можешь погрязнуть в своих заблуждениях, как утка в сточной канаве, и захлебнуться в них.

Скотт, ослепленный гневом, вскочил на ноги.

— Ну давайте. Объясните мне мотивы моих же собственных поступков. Если не хотите говорить о себе, может быть, я попробую? Кто-то однажды сказал, что вы ненавидите женщин, и это правда, не так ли? Вы презираете всех, даже самого себя, но ничтожнейшие существа для вас — женщины.

Ему не удалось продолжить.

— Проклятый сумасшедший простофиля! — закричал Лаймонд и вскочил так резко, что Скотт отступил. — И это не ругательство, так и знай, а голые факты. Сегодня ты убил моего друга и отнесся к этому очень легко. Я надеюсь, что его терпимость, честность и даже его недостатки найдут дорогу в твою душу и пробьют брешь в твоем неуязвимом тщеславии. И вот еще что. Ты можешь отправляться к черту с твоей грошовой вендеттой: то, что ты навоображал себе, не имеет никакого значения, а о том, что имеет значение, ты даже и не догадываешься. Но какого черта, — добавил Лаймонд в ярости, — какого черта понадобилось выставить девушку на всеобщее посмешище?