Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен… - Сергей Глезеров Страница 33

Военный министр В.А. Сухомлинов

Как следовало из его собственного рапорта, он ходил с разведчиками в тыл немецких войск, «чрезвычайно умело получал ценные сведения», «содействовал успешности действий войсковой разведки», под огнем «ободрял примером». Служебная характеристика умалчивала, что он занимался мародерством: забирал из брошенных домов, оставленных в Восточной Пруссии при отступлении немецких войск, самые разные ценности. И тем самым ускорил свой бесславный конец.

В феврале 1915 года по инициативе генерал-квартирмейстера Северо-Западного фронта М.Д. Бонч-Бруевича и начальника контрразведки штаба фронта Н.С. Батюшина Мясоедова арестовали, обвинили в шпионаже и мародерстве. Главной уликой стали показания подпоручика Якова Колаковского, который попал в немецкий плен и, дабы выбраться из него, согласился работать на германскую разведку.

В декабре 1914 года он явился к российскому военному агенту в Стокгольме Кандаурову и поведал, что, находясь в плену, предложил немцам сделаться для них шпионом. Уже в России он показал: «При отправлении меня в Россию из Берлина лейтенант Бауермейстер советовал мне обратиться в Петрограде к отставному жандармскому подполковнику Мясоедову, у которого я могу узнать много ценных для немцев сведений».

Протокол допроса Мясоедова Охранное отделение отправило в контрразведку Главного штаба. Так началось дело Мясоедова. Как отмечал историк К.Ф. Шацилло, вещественные доказательства, приложенные к делу Мясоедова, представляют собой несколько пухлых досье – его переписка с женой, детьми, любовницами, компаньонами Фрейдбергами, со знакомыми. «Ничего, подтверждающего обвинение в шпионаже, здесь нет, – свидетельствует Шацилло. – Бесспорных фактов, уличавших Мясоедова в шпионаже, не было выявлено и позже, во время следствия».

Правда, Бонч-Бруевич утверждал, что Мясоедов поймали с поличным. И в своих мемуарах сообщал, что для разоблачения Мясоедова контрразведка приставила к нему своих людей под видом водителя и механика. Мясоедов ничего не заподозрил и, остановившись на ночлег, был пойман на месте преступления. Пока его «адресат» разглядывал переданные полковником секретные документы, один из переодетых офицеров вошел в комнату, схватил и объявил о его аресте…

Будущий вождь белого движения Антон Иванович Деникин вспоминал: «У меня лично сомнений в виновности Мясоедова нет, ибо мне стали известны обстоятельства, проливающие свет на это темное дело. Мне их сообщил генерал Крымов, человек очень близкий Гучкову и ведший с ним работу. В начале войны к Гучкову явился японский военный агент и, взяв с него слово, что разговор их не будет предан гласности, сообщил: на ответственный пост назначен полковник Мясоедов, который состоял на шпионской службе против России у японцев…

Военный агент добавил, что считает своим долгом предупредить Гучкова, но так как, по традиции, имена секретных сотрудников никогда не выдаются, он просит хранить факт его посещения и сообщения секретным. Гучков начал очень энергичную кампанию против Мясоедова, окончившуюся его разоблачением, но, связанный словом, не называл источника своего осведомления».

В марте 1915 года военный суд приговорил Мясоедова к смерти. Командующий не утвердил приговор, «ввиду разногласия судей», но дело решила резолюция Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича: «Все равно повесить!». Мясоедов отправлял телеграммы жене и дочери: «Клянусь, что невиновен, умоляй Сухомлиновых спасти, просить государя императора помиловать». В отчаянии он даже пытался осколками пенсне перерезать себе вены… Через пять с половиной часов после объявления приговора его повесили в Варшавской цитадели…

По делу Мясоедова арестовали 19 его близких и дальних знакомых, в том числе женщин, в шпионаже обвинили даже его жену. Жертвой этого дела стал и военный министр В.А. Сухомлинов: его отправили в отставку, потом уволили с военной службы, а затем в апреле 1916 года арестовали, посадив на время следствия в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Обвиняли его тоже в предательстве и измене: мол, он выполнял задание немецкой разведки сорвать снабжение фронта снарядами, не давать фронту пушек и винтовок…

После войны начальник немецкой разведки Вальтер Николаи писал: «Приговор… является судебной ошибкой. Мясоедов никогда не оказывал услуг Германии». В России еще во время Первой мировой ходили слухи, что Мясоедов стал жертвой придворных интриг: мол, с ним расправились в угоду общественному мнению, чтобы свалить на «происки шпиона» военные неудачи русской армии в Восточной Пруссии в 1914 году. А был ли он шпионом – это еще вопрос…

Большинство историков, исследовавших дело Мясоедова, считают его невиновным в шпионаже. Как считает историк Владимир Хутарев-Гарнишевский, исследователи рассматривают «дело Мясоедова» как часть спланированной кампании оппозиции в лице лидера партии Октябристов А.И. Гучкова против военного министра В.А. Сухомлинова.

«Истинной же целью дел против Мясоедова и Сухомлинова была, безусловно, дискредитация царского правительства и кадровой политики Николая II. Этот шпионский скандал был самым громким в предреволюционной России. Он открыл ящик Пандоры, стал началом масштабной охоты на немецких шпионов в русской армии и правительстве, продлившейся два года и завершившейся подозрениями в измене самой императрицы», – отмечает Владимир Хутарев-Гарнишевский. Впрочем, официально пересмотра дела Мясоедова и реабилитации в его отношении не было.

Что же касается Сухомлинова, то его судили уже при «новом режиме» – Временном правительстве. Суд проходил с 10 августа по 12 сентября 1917 года. Генерала признали виновным в девяти из десяти предъявленных ему обвинений, включая измену, и приговорили к каторге, замененной из соображений гуманности на тюремное заключение. Его снова посадили в Трубецкой бастион. Как ни странно, свободу принесли ему большевики – Сухомлинов по возрасту попал под амнистию в честь Первомая 1918 года. Выйдя из тюрьмы, не стал испытывать судьбу и поспешил сразу же покинуть Россию. Жил в Германии, до своей смерти в 1926 году успел написать воспоминания.