Век Константина Великого - Якоб Буркхардт Страница 32

Другая причина теокразии лежит в почтении, так сказать, политического свойства, которое греческий, римский да и любой политеист обычно оказывали богам других народов. Они признавали их богами, даже если те не были им родными. Отсутствовала строгая догматика, которая предохраняла бы изначальную веру от трансформаций. Религиозные традиции своих предков старательно оберегали, но и к чужим относились скорее дружелюбно, нежели с неприятием. По велению оракулов и согласно другим сверхъестественным предзнаменованиям божества могли перемещаться из одной страны в другую. Так, Серапис из Синопы при первом Птолемее перебрался в Александрию, а Великая мать – из Пессинунта в Рим во время Второй Пунической войны. У римлян было, по существу, такое правило, имевшее отчасти политические, а отчасти религиозные основания, – не обижать богов покоренных народов, но оказывать им почтение и даже принимать их как своих. Провинции относились к этому совершенно по-разному. Малая Азия охотно шла навстречу римлянам. Египет оставался непреклонным: он перевел заимствованное у Птолемеев и римлян на язык собственных ритуалов и традиций изображения, в то время как римляне пытались ублаготворить египтян тем, что поклонялись их богам по возможности на их же манер. Иудеи, наконец, никакого касательства к римской религии иметь не желали, в то время как римляне с хорошим вкусом соблюдали субботу, а императоры посещали богослужения в святилище в земле Мориа. Таким образом осуществлялось, как мы позднее увидим, и активное, и пассивное смешение богов.

Третья причина отправления иноземных культов – ужас и тревога, охватывавшие язычника, когда он утрачивал веру в своих богов. Это уже не были обнадеживающие «боги повсюду» предшествующих столетий. Нет, вдумчивый человек искал теперь каждый день новых символов, а бездумный – новых фетишей, тем более желанных, чем более далеким и загадочным казалось их происхождение. И еще один фактор умножал хаос. В политеизме древнейших цивилизаций все стадии его развития сосуществовали. Фетишизм поклонялся аэролитам и амулетам, сабеизм – звездам и стихиям, антропоморфизм – божествам, связанным с природой, и богам-покровителям; в то время как люди образованные давно уже внутренне отвергли всю эту шелуху и колебались между пантеизмом и монотеизмом. И теперь все эти стадии развития различных религий стали воздействовать на греко-римское язычество. До нас дошли известия о характерных проявлениях этого процесса, которые иногда нагоняют уныние на читателя. Нерон по рождению был римской веры, но вскоре он презрел ее и служил только Сирийской богине. Но потом он отверг и ее, неподобающе обращался с ее изображением и всю свою веру сосредоточил на амулете, который дал ему некий плебей и которому он трижды в день приносил жертвы.

Этот пример, только один из множества имеющихся, дает представление о сути поклонения иноземным богам вообще. Они не были близки людям так, как старые олимпийцы; вырванные из своего естественного окружения, чужие римской жизни, системе управления и климату, они приводили римлян в трепет как силы высшие и таинственные, с которыми можно совладать только с помощью мистерий и магических ритуалов, а возможно, и понеся большие денежные затраты. Лукиан не просто так присваивает иноземным богам в «Зевсе Трагическом» самую высокую ступень в иерархии, выстроенной им согласно материалу, из которого божества созданы; пылкие верующие предпочитали, чтобы их боги изготовлялись из наиболее драгоценного металла. «Эллинские видишь каковы: искусно сделаны, привлекательны и с красивыми лицами, но все мраморные или бронзовые; самые дорогие боги сделаны из слоновой кости и лишь немного поблескивают золотом, которое их покрывает легким слоем, внутри же они деревянные, и целые стаи мышей завоевали себе в них права гражданства. А вот эти Бендида, Анубис и Аттис, и рядом с ними Митра и Мен сделаны целиком из золота; они тяжелы и действительно представляют ценность». Но такого рода культы разрушали уважение к собственным древним богам.

Теперь следует поговорить о случаях, когда в процессе перемешивания богов активной стороной были римляне.

Такие взаимоотношения существовали, очевидно, только с теми странами, которые пребывали еще в полуварварском состоянии на момент римского вторжения и где поэтому более развитая культура латинян, как и их религия, распространялась весьма успешно; это были Галлия, Испания и Британия. К несчастью, нам кое-что известно только о религиозной ситуации в Галлии, и то преимущественно благодаря посвятительным надписям и скульптурам.

Римляне позднейших времен со своей подлинно универсальной верой участвовали в галльских местных культах, как и в любых других, пока те еще сохраняли какую-то жизненную силу. Они не только вопрошали друидов о будущем, как мы знаем, но оказывались вовлечены и в сами обряды. Так, один из поздних императоров, Песценний Нигер, принимал почетное участие в одном из галльских мистических ритуалов, что дозволялось только непорочным людям. Но ни одно тамошнее божество не перебралось в Италию, Африку или Грецию. (Когда мы обнаруживаем в Аквилее галльского солнечного бога Белена, в Зальцбурге и Штирии – других кельтских божеств, Аполлона Гранна в Лойнингене, что в Швабии, и так далее, это не заимствования времен теокразии, но позднейшие свидетельства того, что прежде, чем германцы, славяне и авары перешли Альпы, эти области населяли кельты.) В самой Галлии первоначальную ее религию всячески старались облачить в римские одежды. Боги получали не только римские имена, но заодно принимали облик, соответствующий традициям классического антропоморфизма. Таран стал именоваться Юпитером и изображался соответственно; Тевтат изображался как Меркурий; Гес или Камул – как Марс. Другие сохранили, по крайней мере, имена, причем иногда римское добавлялось к изначальному. Примеры – Белен или, зачастую, Аполлон Белен, а также Аполлон Грани, Марс Камул, Минерва Белисана и прочие. Затем романизированные боги получали вдобавок особые прозвища; некоторые можно вывести из названий мест, по крайней мере предположительно; некоторые совершенно непостижимы. Так возникли Диана Абноба (указание на Черный лес), Диана Ардуенна (вероятно, Арденны), Марс Винций (Венсе), Геркулес Магусан и Саксан (в частности, в Нидерландах); Марс Лакав (в Ниме); Аполлон Туатьор (в Висбадене). Или же романизированный бог отождествлялся с нероманизированным, возможно, родственным божеством: так, Верьогодумн слился в Амьене с Аполлоном, а Сирона в Бордо и Южной Германии почиталась как Диана или Минерва (подобно Белисане). Но дальше романизация не пошла. Многие боги сохранили свои кельтские имена, большей частью с дополнением Deus (или Dea), Sanctus (или Sancta), Augustus (или Augusta) ^[13], что в данном случае никакого отношения к императорскому титулу не имело. Сперва возникает искушение считать все эти божества местными, каковыми многие из них и являются, как, например, Восег в Бергцабери, Немаус в Ниме, Авентия в Авенце, Везонтий в Безансоне, Луксовий в Люксе, Келейя в Килли; прочие случаи такого соответствия не дают, как, например, Абеллио в Конвене, Асьонна в Орлеане, Аго в Баньере, Бемилукий в Париже, Ариаса в Кельне, Интараб в Трире. Более того, следы многих божеств обнаруживаются в местах, сильно друг от друга удаленных: Таранук в Хейлброне и в Далмации; богиня воды Негалления во Франции и в Нидерландах. То, насколько охотно римскими собирательными наименованиями обозначали бесчисленные менее значимые божества, показывает, насколько охотно их принимали в римский пантеон: Матери, Матроны, Кампестры (духи полей), Сильваны (лесные духи), Бивия, Тривия и Квадривия (божества перекрестков), Проксимы и Виканы (духи соседства) и так далее. Сулевы и Комедовы, принадлежащие к тому же разряду, переводу не поддаются. Выражения вроде «гений места» и «гений окрестности» относятся, строго говоря, лишь к римским ритуалам, но в таких случаях они, вероятно, обозначают кельтские обычаи. Так или иначе, до конца IV века могущественнейшим богом продолжал оставаться Тевтат-Меркурий, яростно сопротивлявшийся еще святому Мартину Турскому; что же до Юпитера, то считалось, что он глуп и бестолков, brutus atque hebes.