Чао, Вьетнам - Эльдар Саттаров Страница 32

Когда две дивизии Зиапа, выйдя из джунглей, начали наступление по открытой местности на Ханой, стремительно сгоняя французские войска со стратегических высот, де Латтр поднял авиацию и распорядился бомбить коммунистов напалмом. Отступив, чтобы сохранить жизнь своим солдатам, Зиап бросил свежие силы другой, 316-й, дивизии на Хайфон, где густые джунгли и глубокие расщелины известняковых скал позволяли бойцам перемещаться незаметно для авиации противника, но де Латтр воспользовался флотом. В тот момент, когда французские солдаты уже сдали коммунистам все аванпосты на подступах к Хайфону, вверх по реке поднялись три эсминца и два десантных судна, которые открыли по бойцам 316-й дивизии орудийный огонь. Снаряды врезались в массы. Атака была сорвана.

Зиап дождался муссона и, когда с неба хлынули сезонные дожди, предпринял третье наступление, еще южнее, в дельте реки Дай, продовольственной житнице Тонкина. Если авиация обезврежена сезоном дождей, то мелководная река Дай непроходима для эсминцев, считал он. Но как только три дивизии армии Зиапа форсировали реку, де Латтр распорядился поднять легкий речной флот и амфибии. Французы смогли потопить все сампаны и джонки, на которых дивизиям Зиапа должны были быть переправлены боеприпасы.

На отвоеванных территориях вокруг дельты де Латтр возвел целую линию неприступных укреплений. Наши отступили на другой берег Черной реки. Перед следующим контрнаступлением генерал Зиап распорядился провести артподготовку вокруг стратегического аэродрома, с которого взлетали самолеты, барражировавшие над Колониальным шоссе № 6 и Черной рекой. Затем он выдвинул две штурмовые дивизии по центру, разрезавшие напополам как французские войска, так и их линии связи. Пятый десантный батальон французов, например, попал в засаду и был уничтожен подчистую. В эти дни де Латтру стало заметно хуже. Ему поставляли отборный сиамский опиум, но метастазы все равно давали о себе знать. Когда ему доложили о гибели единственного сына Бернара в боях за дельту Красной реки, он лишь проскрипел зубами от невыносимой боли и впервые расслабил свой тугой воротничок. Бернар был не только славным мальчишкой, но и настоящим боевым товарищем: он помог отцу бежать из вишистской тюрьмы. Болезнь вступила в терминальную стадию, и генерала срочно вывезли на родину в госпиталь Нейи.

Он одиноко скрежетал зубами в своей больничной палате, когда к нему зашла медсестра и ввела ему в центральную вену пару кубиков прописанного врачами морфина. В наступивший от укола момент просветления генерал вдруг вспомнил, что так и не воспользовался разрешением американцев сбросить на Тонкий атомную бомбу. «Бомба, чертова бомба», – забормотал он, но боль снова пересилила морфин, оглушила его, и свет начал меркнуть в его глазах.

– Вы что-то сказали, месье? – переспросила медсестра.

Усилием воли он приподнялся, крепко схватил ее обеими руками за ворот халата и притянул поближе к себе.

– Сбросьте на них бомбу, – прошипел он ей в лицо. – Их всех надо… Всех…

– Что-что, месье? Я не разобрала.

– Всеху-ни-что…

Дыхание де Латтра прервалось, и он выпустил ворот медсестры из своих цепких рук. Позже ему было присвоено звание маршала, но он так и не узнал об этом.

Занявший его пост Рауль Салан по прозвищу Мандарин немедленно отдал приказ об организованном отступлении с берегов Черной реки. Таким образом он надеялся сохранить занятые в обороне Хоабиня силы, которые, по его трезвой оценке, в ином случае были бы обречены на верную смерть. При поддержке присланных на подмогу двенадцати дополнительных батальонов, рассеянных по периметру Шестого шоссе, обратно в сторону укрепленной «линии де Латтра» потянулись части регулярной армии. Однако не успел последний из солдат присоединиться к отступающей колонне, как с окружавших шоссе молчаливых склонов на французов обрушился непрерывный огонь хорошо замаскированных зенитных пулеметов и минометов Вьетминя. Войско Салана, охваченное инстинктивным, первобытным ужасом, обратилось в беспорядочное бегство.

«Хальт! Хальт!» – кричал Курт Пфальц, пытаясь остановить хотя бы своих эсэсовцев, но его толкнули и втоптали в жидкую грязь десятки торопливых ног, спешивших убраться восвояси. Без крупных потерь обойтись все же не удалось. Так армия генерала Зиапа практически беспрепятственно завладела Колониальным шоссе № 6, окончательно выбив французские войска из района Хоабиня, упорной борьбе за который де Латтр посвятил последний год своей жизни.

Эти события сильно повлияли на расклад сил в Париже. Сформированная Шарлем де Голлем партия «Объединение французского народа» на очередных парламентских выборах собрала свыше четырех миллионов голосов, придя по итогам голосования второй после коммунистов. В ответ Четвертая республика приняла закон о партийных блоках, благодаря которому власть все же сохранилась в руках Третьей силы, набранной из социалистов, либералов, католиков, радикалов и умеренных. Борьба за контроль над национальным суверенитетом в мирных условиях порой состоит из не меньшего числа интриг и хитросплетений, чем борьба за стратегический перевес на войне. Победитель получает все, потому что победитель получает власть.

17

Когда я окончил свой полугодовой курс, снова наступил сезон дождей. На первое задание меня отправили с разведывательной группой в Камбоджу. На территории этой страны в дельте Меконга силами вьетнамской армии был потоплен французский корабль, перевозивший оружие для местного режима. Нашему батальону было поручено выделить людей, чтобы на месте извлечь это оружие, поскольку именно у нас было подразделение для боевых действий в водных условиях, включавшее водолазов. Я должен был составить подробную опись оружия с переводом с французского на вьетнамский. Мы беспрепятственно пробрались на моторной лодке через Восьмую зону, но несколько дней плутали по камбоджийским джунглям под проливным ливнем в поисках нашего кхмерского проводника. Разобрать что-либо среди густых зарослей в муссонный период очень сложно, однако дядя Тхо, командовавший разведгруппой, в конце концов вывел нас на нужные координаты.

Когда я впервые увидел проводника, я чуть не вскрикнул от неожиданности. Это был рикша с нашей улицы, которого я видел умирающим на руках у своей жены утром после резни, устроенной французами во время комендантского часа. Он сильно постарел, сгорбился и был одет в традиционное черное платье местных крестьян. Всю дорогу он молчал и вел себя отрешенно во всем, что не касалось обязанностей проводника для нужд экспедиции. Как-то вечером, улучив момент, когда все были заняты, я подсел к нему поближе. Он размеренно греб, направляя лодку по течению узкого рукава реки, среди густо-зеленых мангровых зарослей, в нужном направлении, но при этом смотрел только на некую точку прямо перед собой. Он как бы смотрел в пустоту.

– Дядя, а ведь я вас узнал, – сказал я. Он поднял на меня непонимающий взгляд. Я пояснил: – Я жил на улице Массиж.

Его лицо скривилось, словно от зубной боли. На мгновение мне показалось, что он вот-вот разразится рыданиями. Когда я добавил, что мы сочли его убитым в то утро, он, заскрипев зубами, подавил звериное рычание в своей груди и медленно, глухо заговорил: