Выбираю таран - Людмила Жукова Страница 32

А Молотов продолжал: «То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.

…Наше дело правое! Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Но путь к победе во все века прокладывают герои, осознанно идущие на смертельный риск…

«Таран Петра Рябцева — не случайное столкновение, как это имело иногда место в дни войны, — писал С. С. Смирнову соратник Петра по легендарному бою Николай Павлович Мажаев, в 1954 году — гвардии полковник запаса. Именно ему спас жизнь Петр Рябцев, пойдя на таран. — И не результат безвыходного положения. Выход был — выйти из боя, коли кончились патроны. Таран лейтенанта Рябцева — это сознательный, расчетливый, смелый и связанный с определенным риском маневр бойца во имя победы. Лейтенант Рябцев, уже не имея патронов, совершает таран, и этим приводит в смятение врагов — не мы, а они выходят из боя!»

Победа духа в первом же бою… Причем победа над врагом, превосходившим не только числом, но и качеством своих самолетов. Сравним. И-153 («чайка» Н. Поликарпова 1938 года выпуска): двигатель — 1000 л. с, максимальная скорость — 443 км/час, вооружение — 4 пулемета калибра 7,62 мм. Для 1938–1939 годов в Испании и на Халхин-Голе — прекрасная машина, но в 1941 году сравнения с «мессерами» уже не выдерживала. Ме-109Е: двигатель — 1150 л. с, скорость — 570 км/час, вооружение — пушка 20 мм и два пулемета 7,92 мм.

Значит, главное для победы все же не сила оружия, а сила духа!

«Петр Рябцев никогда бы не позволил себе выйти из боя! — объясняет его таранный удар другой соратник по той воздушной схватке Герой Советского Союза полковник Жидов. — У него характер уж такой был — горячий, неуступчивый, бойцовский. Он и в обыденной жизни терпеть не мог несправедливости, закипал от возмущения, приходилось сдерживать…»

О горячем нраве Петра пишут и другие, знавшие его по жизни и фронту.

Сослуживец К. Г. Кетов: «Петр был смелым, задорным и веселым, он не мог уйти от врага, пока с ним не расквитается».

Г. П. Давыдов: «Даже в мирной обстановке Петр был таким же горячим и очень честным, приходилось резонными доводами уговаривать его что-то стерпеть, где-то промолчать…»

Д. Р. Зубков: «Лейтенант Рябцев хороший товарищ, горячий, бесстрашный летчик…»

Такие горячие парни не всем командирам нравятся. Не потому ли не получил никакой награды за свой подвиг Петр Рябцев, как получили другие герои таранов первого дня войны?

Правда, однополчанин Петра В. Т. Дерюгин вспоминает, что командир полка майор Сурин с гордостью рассказывал им, молодым, о таране Петра Рябцева, но и он вскоре погиб в воздушном бою. Может быть, просто не до представлений к наградам было 123-му полку, стоявшему близ города Кобрина Гродненской области, если уже 23 июня наши войска оставили город Гродно и командованию авиаполка пришлось срочно эвакуировать семьи на восток и следом самим лететь к Москве?

Жена Петра Сергеевича Рябцева Ольга Давыдовна писала из города Энгельса: «В день того таранного боя я сказала ему: «Ты своей жизнью рисковал. А твоему сыну всего два годика. Побереги себя, милый!» А он даже голос повысил: «Разговорчики в строю! Что значит — рисковал? Это ж война! На ней без риска не победишь! Чтоб я больше не слышал таких паникерских разговоров!»

И не услышал больше — эвакоэшелон увез Ольгу Давыдовну с сыном Валерой в Башкирию.

В те тревожные дни летчик Скляров встретил Петра Рябцева в маленьком городке Пружаны, где размещался штаб крупной воинской части. Прихрамывающий Петр, завидев товарища, заулыбался, крепко пожал руку. На вопрос: «Что с ногой?» — живописно изобразил, как стрелял по нему германский рыцарь воздуха, как, ловко работая стропами, увернулся от очереди, но все-таки получил «шикарное» ранение. Он так заразительно смеялся, рассказывая, что Скляров не сразу уяснил, что «шикарное ранение» получено после рискованного таранного удара.

А вот что припомнил бывший авиатехник 123-го истребительного авиаполка В. М. Графский, прибывший в полк уже после первых боев и не знавший о таране Рябцева: «О своем таране Петр Сергеевич рассказал мне случайно. Однажды близ аэродрома Едрово, под Ленинградом, мы с ним видели воздушный бой. Два И-16 («ишачки», как их тогда называли) атаковали двух Me-109. Стоящий рядом со мной Петр Сергеевич оживленно жестикулировал и кричал: «Руби гаду хвост! Хвост руби!» Я заметил ему: «Учить со стороны легче, чем самому рубить». На это Петр Сергеевич, глядя мне прямо в глаза (привычка у него такая была — глядеть прямо, не отводя своих веселых глаз) стал со смехом рассказывать: «Ты знаешь, 22 июня мне удалось таранить Me-109. Больше выхода не было — боеприпасы все кончились. Конечно, опасность была велика, но это я потом осознал. А тогда некогда было думать о себе, был поглощен одной мыслью — скорее уничтожить гада. Я даже в горячке плохо рассчитал свой удар, и нос моей «чайки» врезался с силой в крыло Me-109 (очевидцам, мы знаем, казалось, что «чайка» крылом срезала крыло самолета врага. — Л. Ж.). Эх, поспешил я, можно было легче таранить и самолет спасти. Меня так тряхнуло, что я потерял горизонт… А когда очнулся, то кабину лизали языки пламени, а земля-матушка так близко, что, опоздай я на секунду оставить кабину, и парашют бы меня не спас».

Будучи проездом в Москве, Петр забежал к брату Филиппу, а тот в то фронтовое время дневал и ночевал на оборонном заводе. Петр оставил ему под дверью записку в своей бравурной манере: «Дорогой братишка! Был проездом. Жаль, что не застал, времени в обрез, еду получать новую машину. Я уже чокнулся с одним гитлеровским молодчиком. Вогнал его, подлеца, в землю. Ну, бывай здоров. Крепко обнимаю тебя, твою жинку и сына. Петро».

О том, что «чокнулся» Петр с фашистским асом, Филипп тут же написал матери Ирине Игнатьевне в Донбасс, в заводской поселок при заводе имени Петровского, что близ города Красный Луч, и в родные города всем братьям. А было их, братьев Рябцевых, девять. Трое из них отдали жизнь за Родину: Федор, директор одного из ленинградских заводов, отказавшись от брони, пал в 1941 году под Можайском, защищая Москву; Алексей, зенитчик, в первые дни войны погиб под Гродно, на той пяди земли, которую защищал Петр в небе; и сам Петр — на подступах к Ленинграду.

Младший из братьев, Виктор, получив похоронки, пошел в военкомат и попросился в летную школу — занять место погибшего брата. В те дни он написал Филиппу в Москву пылкое юношеское письмо самым высоким патриотическим слогом, какой был вполне обычным для мальчишек тех военных лет: «Здравствуй, братан! Зубы сжимаются от злости, когда думаешь о том, что троих наших братьев уже нет в живых. Сволочь Гитлер протянул свою кровавую лапу к нашей стране, он хочет отнять у нас свободу, хочет потопить в крови то, за что боролись наши отцы, чем жили мы все эти 24 года.

Не бывать этому! Всех Рябцевых не убьешь! Я подал заявление в летную школу, буду мстить фашистским стервецам за Петра, за всех, за нашу Родину-мать!»

Отомстил Виктор Рябцев сполна, хотя попал на фронт в конце 1943 года. На его счету две сотни штурмовок наземных целей врага и более 10 сбитых фашистских самолетов. После войны уже на реактивных самолетах охранял границы Отечества.