Красная земля, Черная земля. Древний Египет: легенды и факты - Барбара Мертц Страница 32

Скорее всего, египетским школьникам давали уроки по грамматике и синтаксису. Применять правильные формы они учились так же, как дети учатся говорить на своем родном языке, – подражанием образцу и повторением. У меня всегда было подозрение – хоть я и не имею возможности это проверить, – что египетские писцы знали о предназначении таких вещей, как детерминатив, и что они держали в памяти несколько простых правил по их использованию. Даже если этим правилам и не учили, любой школьник на нескольких примерах легко мог сформулировать их для себя. Предположим, он в первый раз слышит во время диктовки слово «писец». Зная написание глагола «писать» и помня о других примерах, он может под строгим взглядом учителя изобразить иероглифы слова «писать», заменив абстрактный детерминатив на фигурку человека. Подобной сообразительности не могли не способствовать педагогические принципы египтян, кратко изложенные в следующем виде: «Уши мальчика на его спине, и лучше всего он слушает, когда его бьют».

Главным предметом при подготовке писца были чтение и письмо, но некоторые будущие писцы получали во время обучения и другие навыки. Наверняка главной из этих дополнительных дисциплин была арифметика, поскольку вычислять приходилось и армейскому писцу, определяющему нормы довольствия, и ответственному за собственность бога писцу при храме, и занятому архитектурными и строительными делами придворному писцу. Арифметику определенно преподавали, но кто и как, мы не знаем.

В начале Нового царства еще одним важным предметом стало изучение иностранных языков. Даже не имея соответствующих документов, мы вполне вправе предположить, что в больших богатых городах при дворе всегда было несколько человек, знавших иностранные языки, – именно к этим людям обращались торговцы, доверенные лица и посланники из других стран. Дощечки из Амарны свидетельствуют, что во времена существования этого города египетские цари вели постоянную переписку со своими представителями в завоеванных городах Сирии и Палестины, а также с дружественными монархами больших империй Митанни, хеттов и Вавилона. Писцы из «министерства иностранных дел» не обязаны были знать языки всех этих земель, поскольку в тот период существовал единый дипломатический язык – аккадский – точно так же, как латынь стала языком международного общения в средние века. Должно быть, при царском дворе существовала группа писцов, которые могли читать по-аккадски – и писали по-аккадски, выдавливая свои послания клинышками на глиняных дощечках.

Ученики получали некоторые сведения по истории (или египетскому эквиваленту этой дисциплины), литературе, риторике и этике через копируемые ими тексты. По всей видимости, мы никогда не узнаем, какие еще предметы учитель вдалбливал в головы своих учеников. Может, их и вообще не существовало. То, что ученики осваивали чтение и письмо, было уже огромным достижением. Самым радостным в их учебе, скорее всего, было время обеда, когда появлялись матери с хлебом и пивом. Научившиеся писать могли надеяться на хорошую карьеру и подняться очень высоко; чаще всего выпускник школы занимал хорошее, уважаемое положение при дворе царя, в храме или в свите вельможи.

2. ПИСЬМА ХЕКАНАХТЕ

В один из июльских или августовских дней где-то около двухтысячного года до нашей эры на веранде своего дома отдыхал после полуденной трапезы человек по имени Мерсу. Солнечные лучи нещадно накаляли пыльную землю двора, с женской половины доносился пронзительный голос жены Мерсу, пытавшейся созвать детей на полуденный отдых. Эти крики нисколько не беспокоили египтянина – он к ним привык. Он уже собирался закрыть глаза и немного подремать, но вид входящего в ворота незнакомца заставил Мерсу выпрямиться в кресле. Незнакомец был гонцом и держал в руке свиток папируса. Мерсу схватился обеими руками за живот – опять она, эта слабая непонятная боль, которая беспокоит его в последнее время, особенно после еды. Потом Мерсу встал, чтобы принять у посланного письмо от отца.

Отец Мерсу, Хеканахте, был жрецом «ка» у везира по имени Ипи, который жил и умер во времена Первого промежуточного периода. Когда этот почтенный человек был похоронен в гробнице близ Фив, после него осталось имущество; доход с него надлежало тратить на подношения, поддерживающие жизнь духа усопшего в загробном мире.

Хеканахте нес ответственность за соблюдение всех необходимых обрядов; его жалованье выплачивалось из доходов с имущества везира. Хеканахте жил в маленькой деревне под названием Небсит, в нескольких милях от Фив и от гробницы, за которой он присматривал. В его обширной семье выросло пять сыновей: самый старший Мерсу, за ним следовали Синебнут и Сихатхор, оба уже взрослые; младшие, Анубис и Снефру, еще не достигли совершеннолетия. Взрослые сыновья были женаты и жили с Хеканахте. В его доме были и женщины – его престарелая мать, бедная родственница по имени Хетепет, а также женщина, которая, по всей вероятности, приходилась Хеканахте дочерью и рано овдовела. Важную роль в доме выполнял помощник Хеканахте, Хети, хотя он и не был членом семьи. Дом, таким образом, был полон людей, и, как и следует ожидать, в нем часто вспыхивали ссоры.

Хеканахте вынужден был время от времени покидать дом, чтобы проверить собственность, находящуюся на его попечении. Иногда он уезжал на несколько месяцев, поручая Мерсу заботу о доме, но и тогда, когда Хеканахте отсутствовал, он не давал ближним забыть о себе. Он то и дело посылал старшему сыну письма, и, поскольку тот был обязан не только следить за домом, но и служить при храме, Мерсу часто брал пространные послания своего отца с собой в пустую гробницу близ большой гробницы Ипи, где он мог обдумать мудрые слова родителя в тишине и покое. В пустой гробнице он и оставлял порой эти послания. Когда гробница была готова, строители сгребли весь мусор, в том числе и письма, в яму и заровняли землю. Там, в яме, письма и пролежали до того, как в 1922 году их нашли археологи. Эти письма позволили нам как бы заглянуть в жизнь одной из семей древнего мира. Этими письмами, в частности, заинтересовалась Агата Кристи, которая использовала их – правда, изменив имена персонажей, – в романе об убийстве в Древнем Египте «Смерть приходит в конце».

Хеканахте представляется мне невысоким худым стариком с несколько округлым животом, но живым и подвижным, словно кузнечик. В моем воображении он лысоват, седые волосы сохранились лишь на затылке и за ушами. При исполнении своих обязанностей он надевает парик. В дорогу всегда берет с собой посох, делающий его шаркающую походку более энергичной. Лицо египтянина покрыто морщинами, нос отвис, но черные блестящие глаза, с подозрением глядящие на окружающий мир, все еще полны огня.

В письме, которое Мерсу получил этим утром, отец просил прислать пять мешков пшеницы, весь ячмень, что он может наскрести по амбарам, и всю пищу, в которой семья не нуждается. Скоро должен начаться разлив Нила, и письмо Хеканахте содержит следующее угрожающее предупреждение: «Что касается разлива на наших землях, это именно ты возделываешь их, и я спрошу с тебя. Работай усердней и будь осторожен. Береги урожай моего зерна! Береги все, что мне принадлежит, поскольку я за все с тебя взыщу. И если мою землю смоет, берегись!»

За этим письмом было отправлено еще несколько, но следующее дошедшее до нас было написано через год. Все это время Хеканахте домой не возвращался. А год выдался труднейший – разлив был небольшой, и низкий урожай довел многие районы почти до голода. Письмо Хеканахте говорит, что ему удалось раздобыть немного пищи и он намеревается послать ее семье. По-видимому, количество пищи было небольшим, поскольку Хеканахте тщательно определяет, какую ее часть получит каждый член семьи. «Ты не должен сердиться на это, – настаивает он. – Пойми, весь дом, как и дети, зависит от меня, и все принадлежит мне». Затем он приводит пару пословиц того времени: «Голодные должны голодать» и «Сокращение жизни наполовину лучше, чем полная смерть». Дальше в письме прорываются его чувства: «Боже, здесь уже начинают поедать мужчин и женщин! Никому не давайте еды. Моим людям ты должен давать еду, только когда они работают. Помни это! Выжмите все из моей земли, старайтесь из последних сил, копайте землю хоть своими носами. Знаешь, если ты трудолюбив, люди будут благодарить бога, что ты есть. Я счастлив, что могу оказать вам помощь! И если кто-либо из мужчин и женщин найдет мою пищу плохой, пусть они придут ко мне, останутся со мной и поживут так, как живу я! Нет, – с горечью пишет он, – никто не согласится приехать ко мне».