Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс Страница 32

— Моя идея состоит в том, чтобы сохранить Союз на основе различных подходов к каждой республике, на основе нового Союзного договора.

Горбачев назначил 19 марта 1990 года крайним сроком для урегулирования ситуации в Литве. А пока кремлевским министерствам было приказано усилить «защиту» советских учреждений в республике-ренегате и не вести «никаких переговоров» с Вильнюсом. Литву, а также Эстонию предупредили, что они не должны выпускать собственную валюту, устанавливать независимые отношения во внешней торговле или пытаться захватить советскую собственность, находящуюся на их территории.

В Белом доме Марлин Фицуотер сказал журналистам, что Соединенные Штаты обеспокоены «намерениями и целями» Советов. Во вторник, 20 марта, Бейкер встретился с Шеварднадзе в Виндхуке, в Намибии, где оба присутствовали на церемонии, посвященной независимости этой страны. Во время частной беседы с Шеварднадзе Бейкер спросил: что Советы намерены делать в Литве?

Шеварднадзе ответил:

— Чтобы полностью осветить этот вопрос, мне пришлось бы говорить до завтрашнего утра. Мы не собираемся применять силу против Литвы. Мы вступим в диалог с литовскими лидерами. Но они должны серьезнее отнестись к реальностям ситуации. Я убежден, что мы выработаем какой-то выход из положения…

Бейкер повторил свое неизменное предупреждение о том, что на советско-американских отношениях, безусловно, отразится то, что произойдет в Литве:

— Если вы примените силу или принуждение, последствия могут быть самые разные. И мы не сможем их контролировать.

— Мы учли все оттенки в ваших публичных выступлениях, и мы благодарны за них, — ответил Шеварднадзе.

— Мы не можем до бесконечности держаться этих оттенков. Если вы раскрутите это дело, мы не сможем сохранять такую позицию.

Шеварднадзе заметил на это, что советские военные держатся необычайно жесткой линии в отношении Литвы. Более того, будучи отстранены от принятия решений по Германии и Восточной Европе, КГБ, генералы и многие партийные руководители «чрезвычайно рьяно» требуют не делать никаких уступок прибалтам…

По мере того как кризис в Прибалтике набирал силу, американская печать и конгресс, все больше давили на Буша, требуя, чтобы он не пасовал перед Горбачевым. «Мы переживаем один из величайших в моральном плане моментов современной истории», — писал Уильям Сэфайр в «Нью-Йорк таймсе». Сенаторы и конгрессмены требовали немедленного дипломатического признания Литвы. Даже сенатор Нэнси Кассенбаум, умеренная канзасская республиканка, «била в барабаны, требуя независимости для Литвы».

В четверг, 22 марта, выступая на пресс-конференции, Буш повторил, что Соединенные Штаты никогда не признавали советской аннексии Литвы. «Однако, — добавил он, — существуют определенные жизненные реальности, и литовцы прекрасно о них знают, и им следует договариваться — что они и делают — с советскими официальными лицами, чтобы примирить разногласия.

Мы не имеем права, сидя здесь, — продолжал Буш, — подсказывать литовцам, кто из них и с кем должен говорить в Москве. Это было бы слишком самонадеянно и нахально для любого президента!.. У литовцев есть избранные лидеры, и у Советов явно есть сильный лидер. Они всё могут просчитать без подсказки со стороны Соединенных Штатов».

На другой день советские десантники заняли здание ЦК коммунистической партии в Вильнюсе. Командующий советскими наземными войсками генерал Валентин Варенников заверил Ландсбергиса по телефону, что его солдаты не станут захватывать этой ночью здание литовского парламента. Это было его единственным обещанием.

В субботу, 24 марта, вереница советских танков и бронетранспортеров с солдатами проследовала мимо парламента к гарнизону на окраине столицы.

А в Кремле Горбачев принял 26 марта, в понедельник, сенатора Эдварда Кеннеди от штата Массачусетс. Кеннеди, имевший личную беседу с Бушем перед отъездом в Москву, спросил Горбачева, при каких условиях Советский Союз употребит силу против Литвы. В своем ответе Горбачев попытался успокоить американского гостя, одновременно не ослабляя давления на литовцев: сила «будет применена лишь в том случае, если насилие будет угрожать жизни людей».

Кеннеди предупредил Горбачева, что советско-американским отношениям грозит «большая опасность», «если в Вильнюсе повторится Тяньаньмэнь». Горбачев ответил, что он привержен мирному решению конфликта, но добавил: «Вы понятия не имеете, под каким я нахожусь давлением. Многие в нашем руководстве хотят, чтобы мы уже сейчас применили силу».

Во вторник, 27 марта, выступая перед республиканскими лидерами, Буш заявил, что намерен заставить Горбачева сдержать слово и не применять силу в Литве. Он отметил, что советский лидер разрабатывает новый закон, устанавливающий для отделения срок в пять лет, после того как по всей республике будет проведен плебисцит о независимости. «Дадим ситуации возможность мирно разрешиться», — сказал Буш.

В то же время в частных беседах Скоукрофт говорил Бушу то, чего не мог сказать публично: американцы могут лишь пожелать прибалтам успеха, поскольку с точки зрения национальных интересов США «на чашу весов положено слишком много».

Буш был всецело с этим согласен. Во время встречи со Скоукрофтом и другими своими помощниками он сказал: «Я не хочу, чтобы через двадцать или сорок лет люди, оглядываясь назад, говорили: «Вот когда все сошло с рельсов. Вот когда остановился прогресс».

Возникал вполне очевидный вопрос: как использовать американское влияние, чтобы сдержать Горбачева. В четверг вечером, 29 марта, после того как Кеннеди лично доложил Бушу о своей встрече с Горбачевым, президент направил советскому руководителю личное письмо — это был их первый прямой контакт с начала кризиса в Прибалтике. Буш подчеркивал, что старается не осложнять для Горбачева решение дилеммы: он воздерживается от каких-либо пропагандистских выступлений против Советов и публично не грозит им пальцем. Теперь дело за Горбачевым — он должен разрядить ситуацию, которая с каждым днем выглядит все более взрывоопасной.

В этот момент Джек Мэтлок летел в Вашингтон. Бейкер велел ему немедленно вернуться в Москву и «лично проследить за последствиями» письма президента Горбачеву. В частности, Мэтлок должен поддерживать точку зрения, что Советы могли бы разрешить проблему Прибалтики, согласившись с результатами плебисцита о независимости.

Теперь администрация Буша уже недвусмысленно выступала посредником между Москвой и Вильнюсом. Во многих отношениях это была странная для нее роль. Прежде всего потому, что Кремль, все еще считавший Литву частью СССР, разрешал другой стране помогать в выяснении отношений со своей, с его точки зрения, беспокойной провинцией. После того как многие десятилетия Кремль с возмущением отвергал любые американские действия, попахивавшие «вмешательством во внутренние дела» советского государства, теперь он молча приветствовал вмешательство Америки по дипломатическим каналам.

Во вторник, 1 мая, сенат в 73 голоса против 24 решил лишить Москву режима наибольшего благоприятствования в торговле до тех пор, пока не начнутся переговоры с Вильнюсом. В пятницу, 4 мая, Бейкер встретился с Шеварднадзе в Бонне, где начались переговоры министров иностранных дел «два плюс четыре» по Германии. Отметая град вопросов по Литве, Шеварднадзе сказал журналистам: «Холодная война» окончена. Каша планета, мир, вся Европа вступают теперь на новый путь. Это будет мирный период».