Золотая лихорадка - Николай Задорнов Страница 31

— Это можно, — сказал Сашка, слушавший с большим вниманием.

— Тут все свои, — сказал Иван.

— Ты, наверно, сам ищешь, где богатое золото? — заговорил старший сын Егора. — Ты же хозяин, у тебя машина, недаром ты ездил.

— Да, это верно, — подхватил дед, — он и прежде все в мериканской-то шляпе… Да чем скорей вашу артель там разгонят, тем лучше, меньше греха, — добродушно обратился он к сыну.

— Какая же хитрость! — сказал Иван.

— Верно! Все верно, — сказал Сашка. — Так будем.

— Паря, военный совет, — усмехнулся Иван. — Если бы у нас были люди честней и не были бы так запутаны законы, то можно бы делать заявку на артельные работы.

— А вот мы и посмотрим, на самом ли деле люди честны, — сказал Егор.

— Ведь у нас, если подашь заявку, — нужны залоги, пойдут формальности.

— В артель открыто побоятся записываться, — подтвердил Егор. — Да я, наверное, в это лето на золото не пойду. Не мне придется там начинать.

— Что же ты, открыл, а сам не хочешь мыть?

— Шибко хочу! — отвечал Егор.

— За чем же дело?

— Рад бы в рай! Да грехи-то.

— Грехи ли? Я знаю, ты хочешь всех грамотниками сделать. Смотри же, на свою шею. Как дедушка вот говорил, грамотников будет больше, чем лапотников…

— А толку не будет! — добавил дед. — Все говорили, будут одной веры.

— Но знаешь, Егор, — сказал Бердышов, — ведь действовать вы станете, как это говорят, «хищнически», возьмете самое лучшее, видимое золото, которое лежит на виду. И все лучшие самородки. Техники промысла никто из вас не знает. Из ста возьмете двадцать или двадцать пять частей, а остальное без машин взять нельзя. Песков надолго не хватит. Пройдет бешеное золото, и люди разойдутся.

Петрован крякнул, словно хотел что-то сказать, но сдержался.

— Дядя Ваня, с тобой бы золото мыть, — подымаясь, сказала Дуняша. Она развела шаль, и на груди ее мелькнуло золото и янтари.

— Видишь, какая она выросла. Тебя догнала! — сказала коренастая Татьяна.

— Да, я мыть умею. С тобой бы не отказался.

— Я тоже умею!

— За чем же дело стало! — молвила Татьяна.

Вошел Илья Бормотов.

— Здорово, Ильюшка… Продай жену, — усмехаясь, сказал ему Иван.

— Дай десять тысяч!

— Хоть сейчас чек выпишу. Или хочешь чистыми?

Илья пошутил и сам не рад. Он заметил, что жене шутка его не понравилась.

— А я раньше думала, — сказала Дуняша, — когда маленькая была, что торгаш все делает сам. Как я игрушки себе сделала.

— Так и есть. Я по тайгам торгашил и рассказывал, что чуть ли не сам все произвожу. Торгаш показывает, как и что действует: ружье, револьвер, винчестер. Он должен быть первый после мастера. И мне тоже все хотелось посмотреть, кто и как все это делает. Я все рвался и мечтал. А теперь я где был и что видел, — все помню. Теперь поеду далеко, во Францию. Мне такую бы жену, как ты!

Дуня быстро взглянула на Ивана и запахнула шаль.

— Ты не похож на других торгашей, — сказал Силин.

— Я долго прожил один, среди дикарей, только слыхал, что есть Расея, а какие руцкие — не видал их. Знал, что руки у них длинные. Дедушка мне мой все объяснял. Дедушка был воспитан как бурят, на коне! Азия! Руцкого в нем ничего, кроме крови, не оставалось. Так я своих не знал. Больше знал китайцев, маньчжур. Товар брал у американцев. Знал господ и каторжных. И все. Ждал руцких. Приехали плоты, и я любовался, и сам все от вас перенимал. Я учил вас тайге, а вы меня — жизни.

— Зараза, хватит баб жалобить! — ткнул Ивана кулаком в затылок Тимоха.

— Паря, никогда не думал, — быстро забормотал Иван, — что у вас столько воров…

— А теперь узнал? А сам как примерный…

— Правда, бывало, и я не щадил…

— Вот ты все ходил в шляпе. Вот и попал в Америку! — молвил дедушка Кондрат.

— Слушай, а если рыбу на казну ловить вместо дров, то возьмут? — спросил Тимоха.

— Начнут строить железную дорогу. Из Нижнего приехали подрядчики. Они будут покупать в Китае бобы и свинину, а у нас соленую рыбу и прокормят рабочих. Уже загоняют народ из Расеи. А те осмотрятся и узнают про ваши прииски…

Все засмеялись.

— А пока рыбы придется ловить побольше.

— А вот из Украины везут поселенцев на зеленый клин? Как они? — спросил дед.

— Ребята, — обратился Иван к мальчишкам, рассевшимся на лавке, — грамотеи станете, езжайте на машине на зеленый клин, сватать хохлушек. Они чернобровенькие и песни славно поют.

— А как живут?

— В лесу не селятся. Они пахать любят. Они хотят тут все запахать.

— Не то что гураны, — сказала Таня.

А куда идет все это золото? — спросила Дуняша и совсем скинула шаль. Она была в красной кофте с золотыми самородками на груди между монет и янтарей. Ее волосы светлы, а лицо темно и похудело.

— Вот я как раз еду и хочу посмотреть, куда со всего света идет золото. Был я на ключе, там золотой песок, был на речке, мыл на реке, потом на Амуре, а теперь погляжу, где океан золота, куда все оно течет, хочу в него окунуться. Посмотрю, кто при этом золоте.

Вечером Иван был в гостях у Бормотовых. После вина и ужина он сидел рядом с Дуней на малом ее сундучке, в просторной избе, полной гостей и ребятишек, и при свете керосиновой лампы что-то рисовал ей на бумаге.

Иван ушел поздно и застал дома приехавшего тестя Григория Ивановича.

— Губернатор вызывает тебя к себе, — сказал Иван, целуя старого гольда, — узнал, что ты живой и крепкий, что молодой когда был, то водил экспедиции, и желает тебя вызвать и поговорить.

— Что такое? Зачем? — тревожно спросил рослый румяный старик. — Если провести экспедицию, то я и сейчас могу.

— Нет, для экспедиции у него есть другие проводники. Он, видно, сам хочет идти.

— А куда?

— Куда, не знаю. Знаю только, что летом всех нас соберут на съезд для обсуждения будто бы государственных дел. Видно, он хочет, чтобы представители были от всех народов. Он хочет устроить выставку, и чтобы лучшие охотники стали участниками. Будет выставка богатств края, мехов, самородков, рыб, образцов руды.

Утром Иван ехал верхом.

— Куда ты? — спросил Егор.

— К Алешке! Казачество вспомнил!

Егору казалось, что он шутит. Иван выехал на дорогу, ведущую в миссионерский стан, и приударил коня нагайкой.

— Я к тебе, Алексей, на исповедь, — сказал Иван, явившись к Айдамбо.

— Пойдем, — сказал молодой священник. — Ты молился? Готовился?