От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - Нина Молева Страница 31

Для Годуновых смысл игры очевиден: любой ценой престол должен сохраниться в руках законной, уже взошедшей на престол Ирины. Но зорко следя за бесконечно возникавшими интригами, Борис успевал позаботиться о материальных благах. Многое ему удалось получить еще при Грозном, теперь надо было пополнять благоприобретенное. И почти сразу после прихода к власти Федора он получает среди других вотчин село Козьмодемьянское на берегу речки Химки напротив села Ховрино. В 1585 году в документах появляется запись: «За боярином за конюшим Борисом Федоровичем Годуновым вотчина купли село Кузьмодемьянское, на речке Химке, а в нем церковь Кузьма и Демьян…» До этого времени в актах владельцем села назывался С.Г. Чубаров.

Царь Борис умел богатеть. К концу своего сравнительно недолгого правления он стал одним из самых богатых землевладельцев государства. В Московском уезде на землях, прилегавших к столице, ему кроме Козьмодемьянского принадлежали роскошно обстроенные и благоустроенные Большие Вяземы. По роскоши двор Бориса не уступал двору самого Грозного. Нидерландский купец Исаак Масса, оставивший «Краткое известие о Московии начала XVII века», описывает прием жениха царевны Ксеньи Борисовны: «Царь Борис во всем своем величии восседал на возвышенном троне, за столом по правую руку от него сидел сын его Федор, царевич Московский, а рядом с ним герцог… и царь ел и пил из посуды чистого золота, также царевич и герцог, а остальные по большей части из серебряной, и угощение было чрезвычайно великолепно, и все веселились от полуночи до ночи; в Кремле повсюду горели огни на особо приготовленных высоких жаровнях… И царь приставил к нему (герцогу. — Н. М.) Семена Никитича Годунова, своего дядю, прозванного правым ухом царевым, ибо ему вверены были сокровища и тайны царские; он был также человек весьма жестокий».

Мечта Бориса — основание новой, годуновской, династии. О ней гордо возвещала вызолоченная надпись под куполом надстроенной колокольни Ивана Великого. Сбыться его мечте не довелось. Провозглашенный царем Федор Борисович был задушен вместе с матерью, урожденной Скуратовой. Годуновские владения отписаны на других владельцев.

Это было одно из немногих приметных государственных дел мужа царицы Арины: при Федоре Иоанновиче устанавливается в 1589 году патриаршество. Только сказалась здесь не религиозность безвольного царя, но расчет все того же Бориса Годунова. Державший его руку первый патриарх Иов должен был стоять на страже годуновских интересов со стороны церкви.

Борис не ошибся: Иов до конца сохранил верность его семье. Отстаивал интересы самого Бориса, стал на сторону царевича Федора Борисовича, увещевал правителей соседних государств не верить Лжедмитрию, предал Самозванца анафеме и объявил, что под его именем скрывается беглый монах кремлевского Чудова монастыря Гришка Отрепьев. Приход в Москву Самозванца означал конец патриаршества Иова, немедленно отрешенного от престола и отправленного в жестокую ссылку.

В. Верещагин. «Царь Федор Борисович Годунов». Рисунок

Но и преемники Иова не сторонились участия в государственных делах. Первого из них можно назвать патриархом Самозванца: после свержения своего патрона он бежал из Московского государства и даже переменил вероисповедание. Следующий отстаивал «боярского царя» Василия Шуйского и готов был признать, хотя и на определенных условиях, иноземного правителя на русском престоле. После семилетнего безвременья избранный на престол Михаил Романов предлагает этот сан своему возвратившемуся из плена отцу, чтобы хоть отчасти удовлетворить снедавшее властолюбивого боярина тщеславие. Благодаря Филарету Романову церковная власть почти уравнивается в своих правах с гражданской. У Филарета, который подписывает государственные документы вместе с сыном на правах «великого государя», образуется свой двор — точная копия царского, свои владения, свои приказные учреждения, своя пышная свита.

Сменившие Филарета патриархи, само собой разумеется, не могли претендовать на положение, которое занимал отец царя, и отписанное одному из них в 1642 году Козьмодемьянское — по сути вознаграждение за покорность и безответность. Именно при этом патриархе — Иосифе составляется законодательный свод, так называемое Уложение царя Алексея Михайловича, резко ограничившее власть и влияние патриарха и церкви в государстве. Иосиф, присутствуя при составлении Уложения, ни разу не решился высказать возражений.

Зато с ними обрушится на царя сменивший Иосифа неистовый Никон. Ему нужна власть, независимость, больше того — личное подчинение царя. Любыми средствами он хочет добиться отмены Уложения и закрепления исключительности положения патриарха. Его сила — в расположении Алексея Михайловича и его сестры, царевны Татьяны Михайловны, художницы, оставившей едва ли не лучшее портретное изображение Никона. Никон с невероятной пышностью отстраивает свои резиденции — в Кремле, бок о бок с царскими теремами, в Истре и Старице, где монастырские стены становились крепостными сооружениями вокруг патриарших дворцов. Козьмодемьянское не могло служить резиденцией прежде всего из-за отсутствия монастыря, но точно учитывалось среди никоновских владений. Дела мирские и церковные не мешали патриарху быть расчетливым и рачительным хозяином. За время патриаршества Никона число патриарших дворов увеличилось с десяти до двадцати пяти тысяч. Никон, не смущаясь, присоединял все, что считал нужным, из владений отдельных церквей и епархий.

Последовавший конфликт с Алексеем Михайловичем и опала Никона были неизбежны. Ход истории предполагал, что самодержавие должно усиливаться за счет церковных прав. Падение Никона становилось падением патриаршества или, во всяком случае, началом этого неизбежного процесса. Лишнее доказательство — то, что при Алексее Михайловиче Козьмодемьянское изымается из патриарших владений и переходит в ведение Поместного приказа, который находит более выгодным продать село частному лицу.

Годы правления Годунова. Царь Борис спешно подыскивает жениха дочери Ксении, который бы должным образом поддержал престиж неожиданно объявившегося нового монаршего рода. Выбор падает на шведского королевича Густава Ириковича, как называли его документы тех лет. Сын низложенного и умершего в заточении шведского короля Эрика XIV, чудом избежавший смерти в младенческие годы, принц Густав всю жизнь скитался по Польше и Германии. Надежд на престол у него нет — слишком сильны боровшиеся за него претенденты, вроде родного дяди принца Карла или двоюродного брата, польского короля Сигизмунда. Предстоявшая женитьба на русской царевне привлекала Густава в первую очередь потому, что ему обещали помощь в получении земель Финляндии и Лифляндии, а для начала давали в удел Каширу.

Мнения современников о царственном женихе разделились. У Густава было имя «второго Парацельса» из-за выдающихся его познаний в области химии. Но окружению Годунова он представляется не столько широко образованным человеком, сколько праздным и беспутным гулякой. Принца обвиняют в том, что он приводит в Московское государство своих собутыльников и даже любовницу, отношений с которой и не думает скрывать. На первое же замечание Бориса Годунова о необходимости большей сдержанности королевич отвечает угрозой немедленного отъезда и якобы даже обещанием перед отъездом сжечь Москву.