История искусства для развития навыков будущего. Девять уроков от Рафаэля, Пикассо, Врубеля и других великих художников - Зарина Асфари Страница 31

В книге «Быть гением» я писала о десяти великих художниках. Все десять монологов в жанре «зримого слова» построены на мономифе. Это истории, рассказанные как бы от лица самих художников, повествующие об их жизненном пути. Как и любая другая схема, описанная в этой главе, «путь героя» помогает не только удержать внимание читателя и создать захватывающую историю, но ещё и выбраться из творческого кризиса. Если я не понимаю, как написать главу или построить лекцию (это частая проблема, когда нужно каким-то образом «упаковать» большой объём информации), я выбираю схему и использую её как каркас для внятного и увлекательного повествования.

Рассмотрим изображение на тему одной из множества буддийских джатак на алтаре «Тамамуси-но-дзуси», созданном в Японии в VII веке. Джатаки – это истории из прошлых жизней Гаутамы Будды: поскольку буддисты, как и индуисты, верят в реинкарнацию, то есть в перерождение души, существует 547 рассказов об инкарнациях Будды до рождения в теле Сиддхартхи Гаутамы, сына раджи Шуддходаны.

На панели, посвящённой джатаке о голодной тигрице ^{83}, одно из воплощений Гаутамы изображено трижды, а её вертикальный формат предполагает чтение сюжета сверху вниз. На первый взгляд может показаться, что, поскольку здесь запечатлено всего три момента истории, ни о каком мономифе не может идти речи: схему из тринадцати шагов едва ли можно сократить в четыре с лишним раза. Однако если рассматривать не только изображённое, но и подразумеваемое, всё встанет на свои места.

Итак, будущий Сиддхартха (это само по себе уже статус-кво) видит в глубоком рву умирающих тигрицу и тигрят и решает их спасти (вызов к приключениям). Поскольку тигриное семейство ослабло от голода, герой понимает, что ему нужно разбиться и раздробить себе кости, чтобы они смогли его съесть. Он вешает одежду на удачно расположенное на краю обрыва дерево (помощь) и прыгает с обрыва (начало пути). Смерть героя знаменует собой кризис, самый драматический момент истории, и одновременно с этим сокровище – тигры набрасываются на тело своего спасителя, а значит, цель достигнута. Возвращение из путешествия, начало новой жизни и завершающий статус-кво в данном случае объединены: герой переродится в новом теле, на одну жизнь ближе к Сиддхартхе Гаутаме, сыну раджи Шуддходаны.

«Матрёшка»: как поделиться духовным опытом или бесценным уроком

Тончайшей работы иллюминация ^{84} из часослова Марии Бургундской (1457–1482) – яркий пример сторителлинга, выстроенного по модели «матрёшки», то есть истории внутри истории внутри истории. Чаще всего эту модель используют в рассказах о том, как ученик обратился к мудрецу с вопросом, а мудрец ответил притчей, в центре которой – ключевая идея повествования. Примерами изобилуют Евангелия, сказания о Будде и других духовных лидерах.

Часослов Марии Бургундской из той же серии, на что указывает само название: часослов – это индивидуальная книжица молящегося, обязательный атрибут представителя средневековой аристократии. Мария Бургундская жила в то славное время, когда молитву в уединении христиане ценили больше коллективных ритуалов. В индивидуальном религиозном акте верующий стремился к переживанию событий, описанных в Новом Завете, а иллюминации в часослове в этом помогали (иллюминациями в Средние века называли иллюстрации, которые иллюминировали, то есть освещали, книжные страницы).

«Матрёшка» читается уже в композиции: изображение в те годы воспринимали как окно в иную реальность, а внутри этого окна художник изобразил ещё одно – в чертоги разума молящейся Марии, которая, погрузившись в чтение часослова, узрела Мадонну с младенцем. В светлице на подоконнике лежат две гвоздики – символ стигматов Христа, в вазе стоят ирисы – символ скорби Богоматери, а на коленях у героини лежит маленькая собачка, символизирующая верность. Мария бережно обернула священную книгу в ткань: вероятно, так же со своим часословом обращалась живая, а не нарисованная Мария Бургундская.

В окне чертогов её разума мы видим наполненный светом готический храм, а в нём – ещё одну Марию Бургундскую, преклонившую колени перед Богородицей с сыном. Добавьте к этому то обстоятельство, что часослов со всеми его иллюминациями предназначался не для вас, а для индивидуального использования Марией Бургундской, и вы получите историю, вдохновляющую на искреннюю и пылкую молитву: живая Мария в своей светлице читает часослов, бережно завернув его в ткань, и видит, как к нарисованной Марии, которая читает тот же часослов, снисходит чудесное видение, в котором опять же Мария молится у ног Богородицы. Звучит довольно громоздко, но именно поэтому перед нами история не в словах, а в образах: порой они позволяют передать мысль лаконичнее и доходчивее и вызвать более яркие эмоции за счёт визуального узнавания.

«Матрёшка» предполагает, что истории завершаются в обратной последовательности: графически эту схему можно изобразить как ([{•}]). Рассказчик начинает одну историю, затем вторую, потом третью, добирается до смыслового ядра, после чего завершает третью историю, вторую и первую. В иллюминации из часослова Марии Бургундской, однако, мы восстановили только первую часть схемы: ([{• – от живой Марии к нарисованной, затем к Марии в храме, а смысловое ядро здесь – Богородица.

Поскольку перед нами изображение, завершить рассказ можно, если вернуться в реальность тем же маршрутом: чудесное молитвенное общение с Богородицей и её сыном возможно только для истово верующих, предпочитающих светским развлечениям уединённую молитву по примеру нарисованной Марии Бургундской, которому, конечно, последует Мария Бургундская живая. И она действительно ему следовала, будучи верной женой эрцгерцога Максимилиана Габсбурга, любимицей народа, заботливой матерью и доброй христианкой, – пока в 25 лет не скончалась после неудачного падения с лошади. Говорили, что переживший её на 37 лет супруг до конца своих дней вспоминал о ней со слезами на глазах.