Белые велосипеды. Как делали музыку в 60-е - Джон Бойд Страница 30

Местонахождение Дилана было предметом слухов и противоречивых сведений: он остановился в номере люкс отеля Viking Hotel, он находится в частном доме на одном из островов в заливе; он все еще в Нью-Йорке; он привез с собой Эла Купера; нет, Купера здесь нет.

У Купера была своя собственная аура, говорившая о его связи с миром рок-н-ролла. Он играл на пластинках Brill Building. (Он был участником The Royal Teens ^[90])

К вечеру пятницы появились подтвержденные сообщения о том, где видели Дилана. Дилан, Купер и роуд-менеджер Виктор Мэймьюдес были в Viking Hotel вместе с Гроссманом и Нойвиртом Имели место также и репетиции заполночь — вот только с кем? Круги возбуждения пошли среди молодых городских любителей фолка; домыслы висели над фестивалем, будто облако амфетаминового газа К субботе мы знали, что Дилан репетировал со своими новыми коллегами по фирме грамзаписи, The Paul Butterfield Blues Band. Перчатка будет брошена Начали распространяться и другие слухи, — на этот раз среди совета и участников фестиваля старшего возраста, — что у дымка марихуаны, вившегося вокруг концертных площадок и спален, был вполне определенный источник: Гроссман! Левые старшего поколения не могли допустить, что марихуана может просто быть… общераспространенной. Они считали, что в «травке» таится неистощимый источник зла и разврата — это был жутковатый отголосок представлений о коммунизме их преследователей из лагеря правых. Гроссман был для левых идеальным демоном, менялой у врат храма, коммерциализирующим фолк-музыку. Теперь они хотели добавить к списку его преступлений пункт «наркодилер».

Дилан объявился в субботу, чтобы выступить в «Сочинительской Мастерской», представ в знакомом образе трубадура с акустической гитарой. В прошлые годы он носил рабочую рубашку из грубой хлопчатобумажной ткани и джинсы, но на этот раз и он и Купер появились в «дуэльных рубашках». Это была минутная прихоть моды из бутика на Бликер-стрит — ткань в крупный горошек, рукава с напуском на запястьях. С нынешней точки зрения эти рубашки выглядели нелепо, но поддержка, которой пользовался Дилан, делала насмешки над ними невозможными. Этот наряд служил предварительным оповещением о готовящейся провокации. Дилан отыграл отведенные ему полчаса и ушел под рев громадной толпы, собравшейся перед крохотной сценой. Это был фолк-фестиваль — никаких песен на бис, расписание должно быть соблюдено и Appalachian Fiddlers должны начать свое выступление вовремя.

Первая стычка битвы при Ньюпорте произошла в тот же день, но позже, уже в «Блюзовой Мастерской». Алан Ломакс представлял насыщенную программу кантри-блюза которая включала Роберта Пита Уилльямса и Сон Хауза перед толпой почти такой же большой, как та, что раньше собралась на Дилана В конце было объявлено, что еще будет выступление The Paid Butterfield Blues Band. Даже учитывая, что на музыкальном рынке у них не было ни одного альбома (Ротшильд все еще перезаписывал и пересводил), люди хотели посмотреть, из-за чего, собственно, весь этот шум Ньюпорт все в большей и большей степени становился частью мира шоу-бизнеса и это тоже расстраивало многих в совете. Конечно, Weavers могли в 1950-м прийти на радио в программу Make-Believe Ballroom, чтобы продвигать свою песню «Goodnight Irene», но Ньюпорт мыслился старой гвардией чем-то совершенно иным. Однако события начинали выходить из-под их контроля.

Когда Сон Хауз закончил, я начал менять аппаратуру на сцене. Когда мы затащили усилители на платформу и подсоединили кабели от дополнительных микрофонов к пульту звукорежиссера, Ломакс нахмурился. Он сказал публике, что после настоящего блюза, исполненного на акустических инструментах, она сейчас услышит ребят из Чикаго, которые попытаются сыграть блюз с помощью всего вот этого. Уходя со сцены, он прошел мимо Гроссмана, который проворчал; «Это была хрень какая-то, а не представление группы, Алан!» В ответ Ломакс отпихнул Гроссмана — и так внезапно начался первый раунд «культурной борьбы», во время которого два дородных седовласых мужчины катались по земле в пыли. Сэм Лэй, крепкий барабанщик из The Paul Butterfield Blues Band, помог растащить их в разные стороны.

Рассказ об этой драке распространился в толпе и добавил напряжения и без того наэлектризованной атмосфере. Выступление было громким, — игравшие на других сценах жаловались на уровень звука, — но стало триумфальным Ломакс созвал экстренное заседание совета, который собрался без Ярроу (которого якобы не сумели найти) и большинством голосов постановил запретить Гроссману появляться на сценических площадках. Его преступление заключалось не только в «нападении» на Ломакса, но и в том, что он распространял наркотики.

Когда вердикт был доставлен Вэйну для исполнения, он собрал совет снова и открыл им глаза на правду жизни. Если они сейчас отлучат Гроссмана, то Дилан, Peter, Paui & Маrу, Квескин, Одетта и Баттерфилд уйдут вместе с ним Джордж не был уверен, что фестиваль не будет сорван, если его покинут наиболее популярные звезды, а бюджет выдержит требования возврата денег за билеты. Более того, на фестивале присутствовала группа кинодокументалистов, которые снимали все происходящее для потомков (из этого материала был создан фильм Мюррея Лернера «Фестиваль»). С тяжелым сердцем совет аннулировал свое распоряжение. Гроссман был оставлен, но старая гвардия кипела от ярости.

Гвоздем программы в тот вечер было выступление группы Jim Kweskin Jug Band. Ее участникам была свойственна бостонская любовь к коммерческим записям двадцатых годов, а стиль представлял собой сплав рэгтайма, блюза, джаза и музыки кантри. На сцене музыканты держались уверенно, они и публика понимали друг друга без слов. Выступление группы было продвинутым, полным двусмысленностей и намеков на наркотики. Джефф и Мария к тому времени стали отличными лидер-вокалистами, исполняя в присущей им проникновенной манере самые разнообразные песни. Фриц Ричмонд, игравший на «басу из бака» и джаге ^[91], никогда не появлялся без темно-синих круглых «бабусиных» очков в металлической оправе. Ранее в том году он объяснил свою привязанность к ним на национальном телевидении ведущему Стиву Аллену: «Они для того, чтобы ничто извне не беспокоило мой разум». Эта фраза мгновенно сделала его культовой фигурой для курильщиков «травки» от одного побережья до другого.