Наполеон I Бонапарт - Глеб Благовещенский Страница 30

«Весь день 6 сентября прошел в приготовлениях. Вечером перед полками читалось воззвание Наполеона: „Солдаты, вот битва, которой вы так желали! Впредь победа зависит от вас! Она нам необходима, она нам даст изобилие, хорошие зимние квартиры, быстрое возвращение на родину. Поведите себя так, как под Аустерлицем, под Фридландом, под Витебском, под Смоленском, и пусть самое отдаленное потомство говорит о вашем поведении в этот день. Пусть о вас скажут: он был в великой битве под стенами Москвы!“ Читался этот приказ Наполеона и в другой редакции на рассвете 7 сентября: „Солдаты! День, которого вы так желали, настал. Неприятельская армия, которая бежала перед вами, теперь стоит перед вами фронтом. Вспомните, что вы – французские солдаты! Выигрыш этого сражения открывает перед вами ворота древней русской столицы и даст нам хорошие зимние квартиры. Враг обязан будет своим спасением только поспешному миру, который будет славным для нас и наших верных союзников! Дано в главной квартире перед Можайском 7 сентября 1812 г. Наполеон“» – так описывает происходившее Е. В. Тарле.

До сражения оставалась одна лишь ночь. Но если раньше Наполеон с радостным нетерпением ожидал наступления битвы, предчувствуя заведомо очередной свой триумф, то теперь все было иначе.

Наполеон I на Бородинских высотах. Художник В. Верещагин

«Ночь накануне боя император плохо спал: простудился, сделалась лихорадка с кашлем и насморком. В дни осеннего равноденствия – поворот годового дня к ночи, солнца к зиме – он всегда себя чувствовал плохо, как будто слабел и хирел вместе с солнцем.

Все просыпался, спрашивал, который час, и посылал узнать, не уходят ли русские; бредил, что уйдут.

В пять утра, когда ему доложили, что маршал Ней все еще видит неприятеля и просит позволения начать атаку, император встал, встряхнулся, как будто ободрился и проговорил: „Наконец-то мы их держим! Идем же, откроем дверь в Москву!“ [Ibid. P. 373.]

Вышел на занятый позавчера Шевардинский редут; подождал, чтобы солнце взошло, и, указывая на него, воскликнул: „Это – солнце Аустерлица!“ – но таким равнодушным голосом, что лучше бы совсем не говорил.

Да и солнце всходило против него, со стороны русских, ослепляя французов и открывая их ударам врага», – свидетельствует со слов П. Сегюра Мережковский.

Еще ночью, когда начало битвы было уже в принципе не за горами, Наполеон встрепенулся. Стоял час Быка – «наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти» (по определению Ивана Ефремова). Бонапарт неожиданно обратился с вопросом к одному из своих адъютантов. У Тарле об этом упомянуто так:

«Он (т. е. Наполеон. – Г. Б.) внезапно спросил дежурного генерала Раппа, позванного в палатку: „Верите ли вы в завтрашнюю победу?“ – „Без сомнения, ваше величество, но победа будет кровавая“. Тут Наполеон невольно выдал, играя цифрами, свою мысль не пускать завтра в ход ни гвардию, ни часть кавалерии, т. е. уберечь от битвы около 50 тысяч человек из 130, которые составляли тут его войско: „У меня 80 тысяч, я потеряю 20 тысяч, а с 60 тысячами войду в Москву. К нам там присоединятся отставшие, потом и маршевые батальоны, и мы будем сильнее, чем до сражения“».

Генерал Рапп, увы, был совершенно прав.

В день Бородина было пролито целое море человеческой крови…

«…самый кровавый из всех моих боев», – скажет о нем Наполеон.

Е. В. Тарле справедливо утверждает: «Во всемирной истории очень мало битв, которые могли бы быть сопоставлены с Бородинским боем и по неслыханному до той поры кровопролитию, и по ожесточенности, и по огромным последствиям. Наполеон уничтожил в этом бою почти половину русской армии и спустя несколько дней вошел в Москву, и, несмотря на это, он не только не сломил дух уцелевшей части русского войска, но не устрашил и русского народа, который именно после Бородина и после гибели Москвы усилил яростное сопротивление неприятелю».

По поводу реального соотношения сил перед боем, как это ни странно, бытуют самые различные мнения. Давайте же обратимся к монографии все того же Е. В. Тарле, известного своей скрупулезностью при изложении фактов.

М. Б. Барклай де Толли

П. И. Багратион. Гравюра Ф. Вендрамини

«Русская армия под верховным начальством Кутузова располагала перед Бородинским сражением следующими силами.

Правым крылом и центром командовал Барклай де Толли. Правым крылом непосредственно командовал Милорадович, в расположении которого было два пехотных корпуса: 2-й и 4-й (19 800 человек) и два кавалерийских – 1-й и 2-й (6 тысяч человек), а в общем – 25 800 человек. Центром непосредственно командовал Дохтуров, у которого был один пехотный и один кавалерийский корпус (в общей сложности 13 600 человек). Резерв центра и правого крыла состоял в непосредственном распоряжении самого Кутузова (36 300 человек), а всего на этом правом крыле и в центре с резервами было 75 700 человек. Вся эта масса войск (правое крыло и центр) носила название „1-й армии“, потому что ядром ее была прежняя 1-я армия Барклая.

Левым крылом командовал Багратион, и так как ядром войск этого левого крыла была та 2-я армия, которой командовал Багратион до Смоленска, то и все левое крыло, сражавшееся под Бородином, называлось по старой памяти „2-й армией“, а Багратион – „вторым главнокомандующим“. Левое крыло состояло из двух пехотных корпусов (22 тысячи человек) и одного кавалерийского – 3800 человек, в общем же у Багратиона было 25 тысяч человек, а резервы багратионовского левого крыла насчитывали 8300 человек. Следовательно, у Багратиона в общей сложности было к началу боя 34 100 человек, т. е. в 2,5 раза меньше, чем в 1-й армии.

Кроме этих регулярных войск с резервами, составлявших в общем 110 800 человек, к русской армии под Бородином присоединились 7 тысяч казаков и 10 тысяч ратников (смоленского и московского ополчения).

В общем у Кутузова под ружьем было (без казаков) 120 800 человек. В его артиллерии было 640 орудий. Эти цифры даются во многих источниках. Однако цифра, даваемая Толем, несколько меньше: „В сей день российская армия имела под ружьем линейного войска с артиллерией 95 тысяч, казаков 7 тысяч, ополчения московского 7 тысяч и смоленского 3 тысячи. Всего под ружьем 112 тысяч человек; при сей армии 640 орудий артиллерии“».

Кстати, попутно следует заметить, что артиллерия русских не только превосходила по численности французскую, но использовала ядра чуть ли не в два раза более тяжелые!

А что же у Наполеона?

А у Наполеона и в помине не было того колоссального перевеса в силе, о котором нам столь часто приходится слышать!