Осень 93-го года. Черные стены Белого дома - Андрей Орлов Страница 30

Погибли люди, наши соотечественники. Их уже не вернешь. Боль и страдание вошли во многие семьи.

Как бы ни различались их убеждения, все они дети России. Это паша общая трагедия, наше общее горе. Великое горе.

Будем же помнить об этом безумии, чтобы никогда не допустить его повторения…» (Из Обращения Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина к гражданам России 6 октября 1993 года.)

Несмотря на то что это обращение Ельцина было выдержано в самых резких тонах относительно «банд убийц и погромщиков», стремившихся установить коммуно-фашистскую диктатуру», Орлов уловил в ней то, что было созвучно его собственной оценке происходящего. Президент не только почем зря костерил преступников, но и сказал очень важную фразу: «Это наша общая трагедия, наше общее горе», а погибших с той и другой стороны назвал «детьми России». Несмотря на разгул антикоммунистической истерии и выплескивающуюся с экранов телевизоров злобу против бывших народных избранников и участников «мятежа», многие люди, возможно, их было даже большинство, чувствовали, что в происшедшем, по существу, нет ни правых, ни виноватых. Вернее, виноват тот, кто имел в руках власть и не смог воспользоваться ею для того, чтобы избежать кровавой развязки.

ИНТЕРВЬЮ: «…Мы получили такую прекрасную возможность быть свободными. Но почему мы такие неразумные? Мы сразу эту возможность так неверно используем! Всюду и так на периферии бывшего Советского Союза льется кровь! Так почему же мы… Неужели мы только на словах великая нация? Это ведь неправда! У нас такие замечательные корни, у нас такая великая культура… Так неужели мы будем тогда, когда мы свободны и имеем возможность быть людьми, мы начинаем друг в друга стрелять! Ужасно! Чудовищно! Только мир! Пусть будет мир, мир и мир! Другого слова я не знаю!» (Из интервью народного артиста И.М. Смоктуновского в ночь на 4 октября 1993 года. Новостной выпуск РТР, 4 октября 1993 года.)

Из окна 763-го кабинета открывался вид во двор комплекса зданий на Старой площади: напротив — современное здание вычислительного центра, справа и слева — крыши прилегающих домов, среди которых где-то внизу терялись Никитников и Ипатьевский переулки. Внизу к проходной уже тянулась вереница сотрудников с сумками, папками, свертками. Рабочий день уже закончился, и люди расходились по домам. Напряжение последних месяцев и постоянное ожидание новых потрясений почти исчезли. Жизнь в управленческом штабе президента входила в свое привычное русло.

— Паша, это я, — сказал Орлов, набрав телефонный номер Павла Русских.

— Андрей, ты куда пропал? Все там! Все перебираешь головешки? — с привычной издевкой спросил товарищ.

— Паша, — не обращая внимания на ехидство коллеги, Орлов продолжил: — Ты знаешь, я тут много думал… Еще раз перечитал Обращение президента 6 октября… В общем, мне кажется надо попробовать… — Андрей не успел закончить фразу.

— Амнистия? — перебил Орлова Русских, произнеся только одно слово.

— Да! — удивился Андрей. — Я именно об этом хотел тебе сказать. Ведь, президент уже назвал и тех и других — «дети России». Мне кажется, что именно сейчас…

— Ты на месте? Я сейчас к тебе приду, — не дожидаясь ответа, Павел положил трубку.

«Удивительно, как мы думаем об одном и том же, — подумал Орлов. — Я же ему ничего не успел сказать. А он сразу — «амнистия»! Хотя, если как следует подумать, в настоящее время — это единственный правильный ход для президента. Не поиск виновных, а примирение! Иначе все начнется снова!»

Павел появился минут через десять. Государственно-правовое управление президента находилось в другом корпусе, и, чтобы добраться сюда, ему приходилось пройти аж два перехода между зданиями.

— Нормально выглядишь! Я думал, ты весь в копоти! — в присущей ему манере начал Русских. И сразу, без какого-либо перехода продолжил — Президенту надо немедленно объявить амнистию! Если он не сделает это сам, его все равно вынудят это сделать!

— Я тоже так думаю. Если он сейчас скажет: «Произошло страшное несчастье. Горе. Я не смог уберечь вас от этого кошмара. Но вы все — мои дети, а я ваш отец. Поэтому мы должны забыть…

— Нет, не забыть, а преодолеть, или как-нибудь по-другому… Надо, чтобы президент был над схваткой, чтобы все понимали, что он президент Всея Руси, а не только демократов!

— Да, Правильно. Еще надо сказать, что… если не провести амнистию, то вражда сохранится, но будет упрятана вглубь. А когда и как она прорвется, никому не известно! Еще можно…

— Подожди, Андрей, — перебил его Паша. — Тебе же придется пойти к Филатову, убедить его! Ты понимаешь, чем это тебе грозит?

— Чем?

— Сам подумай! Президент говорит: «Никакого всепрощенчества коммунофашистам!» А ты предлагаешь их простить!

— Не простить, а провести амнистию… Ты же понимаешь, Паша?

— Я-то понимаю! А вот захочет понять Филатов? А, если согласится, захочет ли пойти к президенту с такой бумагой, зная его отношение?!

— Все равно! Не первый раз подставляться! Согласен? Будем писать?

— Давай. Часа за два, наверное, напишем. А у тебя выпить нет? — Склонив набок голову, Паша с прищуром посмотрел на Орлова.

— Есть, коньяк. — Орлов открыл нижнюю дверцу сейфа. Между плотной кипой бумаг стояла початая бутылка армянского коньяка. — Вот, осталось немного.

— А за закуской я схожу в буфет, — Паша, было, повернулся к двери.

— Да, не надо! У меня шоколадка есть. Хватит!

— Тогда закрой на ключ дверь.

* * *

Около десяти текст записки на имя руководителя Администрации Президента был готов. В правом верхнем углу Орлов и Русских решили поставить гриф «Строго конфиденциально». Перед тем как поставить свои подписи, они решили еще раз прочитать текст.

ДОКУМЕНТ: «Руководителю Администрации Президента Российской Федерации С.А. Филатову

Уважаемый Сергей Александрович!

Трагические события 2–5 октября с.г. кардинальным образом изменили социально-политическую атмосферу в стране, повергли в состояние потрясения и растерянности значительные массы населения России, еще более обострили ощущение непредсказуемости дальнейшего развития ситуации.

Состояние экономики, расстановка политических сил, динамика социальных процессов, прогнозы их развития на ближайшую и отдаленную перспективу свидетельствуют о том, что российское общество вступает в очередную кульминационную фазу своей истории. Опа характеризуется не только становлением новых общественных отношений, но и противостоянием во многом дезориентированных социальных слоев, болезненно адаптирующихся к новым реалиям. Именно эта часть населения страны стала базой и движущей силой оппозиции, оставаясь при этом частью российского общества.

В связи с возбуждением и расследованием Генеральной прокуратурой Российской Федерации уголовных дел по факту массовых беспорядков в г. Москве, приведших к многочисленным человеческим жертвам, высшими должностными лицами России делаются заявления о решимости наказать виновных «по всей строгости закона», а в некоторых средствах массовой информации разворачивается кампания под лозунгом «Добить гадину!».