Император Николай II и заговор генералов - Виктор Кобылин Страница 30

На фронте между тем дела ухудшались из-за недостатка снарядов. Русский фронт между Вислой и Карпатами был прорван. Русские войска поспешно отступали. Много частей попало в плен в том числе и ген. Л. Корнилов. Постепенно оставлялись – Перемышль, затем Львов. На севере положение было не лучше. Недостаток снарядов вызвал всеобщие толки об измене. Говорили, что изменники – генералы, что изменники – министры. Русское общество, в корне своем всегда бывшее оппозиционным, стало во всем обвинять власть. В Москве в конце мая разразились беспорядки, в которых патриотические настроения опасно сочетались с революционными. Стали уничтожать имущество германских подданных. Все это перешло в массовый грабеж. Этими настроениями, конечно, воспользовалась наша общественность. Промышленные круги требовали перемен во власти. Тут же был учрежден военно-промышленный комитет, который заявил, что будет ведать добровольной «мобилизацией промышленности». Во главе комитета стал Гучков, который, не скрывая, заявил, что основная задача комитета – политические перемены.

Состоявшаяся вскоре конференция к. д. выдвинула требование «министерства общественного доверия», причем лидер партии Милюков заявил, что «министры, заслуживающие доверия Думы, могут оставаться, а остальные должны уйти». Понятно, что такое правительство было бы для левых кругов еще удобнее, чем «ответственное», которое еще «не созрело», а между тем правительство «общественного доверия» всецело зависело бы от партий и «общественности».

Вокруг этого лозунга стала развиваться пропаганда по всей стране. Пока эта самая «общественность» решила действовать «тихой сапой», имея в дальнейшем, конечно, «ответственное министерство», что являлось не чем иным, как государственным переворотом, ломкой существующего строя и превращения Верховной Власти, т. е. Государя Императора, в послушную марионетку «представителей народа», как это уже имело место на Западе, где монархи играют жалкую роль «статистов от политики». Думаю, что говорить о том, что эти «представители народа» ничего общего с народом не имели, не приходится. Это были послушные исполнители международного Заговора, люди, которые, говоря в Думе, комитетах, на банкетах, съездах и всевозможных собраниях красивые слова о патриотизме, благе страны и народа и обличая «темные силы» у Трона, на самом деле, как раз и были теми темными силами, которые медленно, но верно уничтожали все устои нашей государственности и в конце концов дружными усилиями погубили нашу Родину.

Но я забежал вперед. Вернемся к последовательному изложению событий. Государь, поручив командование армией Вел. кн. Николаю Николаевичу, не вмешивался в ход военных действий, ограничиваясь поездками в Ставку для ознакомления на месте. Посещал и фронт. Но все управление боевыми операциями оставалось в руках Великого князя. И несмотря на неудачи на фронте, популярность Николая Николаевича росла именно в оппозиционных кругах, которые видели в двоевластии Ставки и Правительства умаление прерогатив Верховной Власти, что являлось главной и неизменной целью этой «общественности». Великий же князь, ободренный таким успехом, стал принимать тон, приличествующий только монарху. В частности, на совести Николая Николаевича несмываемым пятном останется так называемое дело Мясоедова. Как было уже сказано раньше, неуспехи на фронте вызвали повсеместно разговоры об «измене» и шпионах. Ставке нужно было во что бы то ни стало найти объяснение этих неудач на фронте. И вот появилась эта возможность. Генерал Спиридович пишет об этом «деле».

«На второй день Пасхи, 21 марта, появилось в газетах официальное сообщение о раскрытом предательстве подполковника запаса армии Мясоедова и его казни. Снова заговорили об измене повсюду. Все военные неудачи сваливались теперь на предательство. Неясно, подло намекали на причастность к измене военного министра Сухомлинова. У него были общие знакомые с Мясоедовым. Кто знал интриги Петрограда, понимали, что Мясоедовым валят Сухомлинова, а Сухомлиновым бьют по трону… История с Мясоедовым, во всем ее развитии и разветвлении, во время войны, была, пожалуй, главным фактором (после Распутина), подготовившим атмосферу для революции. Испытанный на политической интриге, Гучков не ошибся, раздувая грязную легенду с целью внести яд в ряды офицерства. Время уже и теперь рассеяло много клеветы, возведенной на представителей царского времени, и чем больше будет время работать, тем рельефнее будет выступать вся моральная грязь величайшего из политических интриганов, господина Гучкова. Совершилась одна из ужасных судебных ошибок, объясняющаяся отчасти обстоятельствами военного времени, а главным образом политической интригой. Никаких данных, уличающих Мясоедова в измене, кроме вздорного оговора подпоручиком Колаковским, поступившим к немцам на службу по шпионажу – не было. С Мясоедовым расправились в угоду общественному мнению. Он явился искупительной жертвой за военные неудачи Ставки в Восточной Пруссии. Об его невиновности говорили уже тогда. Но те, кто создали дело Мясоедова, и, главным образом Гучков, те были довольны. В революционной игре против Самодержавия они выиграли первую и очень большую карту. На трупе повешенного они создали большой процесс с многими невинно наказанными и, главное, процесс генерала Сухомлинова, сыгравший в его подготовительной стадии едва ли не самую главную роль по разложению тыла и по возбуждению ненависти к Государю.

Но что же делала Ставка, раздувая дело Мясоедова? Ставка, слабая по особам ее представлявшим, шла навстречу общественному мнению. Слепая толпа требовала жертв. Слабая Ставка Великого князя их выбрасывала, не думая о том, какой вред она наносит Родине» (Ген. А. Спиридович «Великая Война и Февральская революция 1914–1917 гг.»). Вел. кн. Николай Николаевич, этот человек с «открытым и благородным лицом» (Данилов) несет ответственность не только за смерть совершенно невиновного человека, но и за многие тяжкие грехи, совершенные им. Все это мы увидим в дальнейшем изложении.

Теперь необходимо рассмотреть вопрос, который был одним из важнейших и который ускорил события, приведшие к «февралю» 1917 года. Я говорю о Распутине. Я уже говорил, как Распутин попал в милость Государыни и отчасти Государя. После того как только один Распутин мог помогать Наследнику Цесаревичу в периоды его мучительных кризисов ужасной болезни, Государыня, которая страдала из-за сознания, что виновницей страданий сына является Она сама, уверовала раз и навсегда в святость Распутина. Кто же был этот Распутин? Распутин был крестьянином из села Покровского, находящегося между Тюменью и Тобольском. Он был женат, имел трех детей и был зажиточным крестьянином. Ничем в то время он не отличался от своих соседей. Говорили, что в детстве он был несколько склонен к мистицизму, слышал какие-то «голоса» в соседнем лесу, но потом все это прошло и он зажил, как обыкновенно живут сибирские крестьяне: в достатке, любил выпить, прилежно работал в поле и не помышлял, очевидно, о каких-либо переменах в своей жизни. Так продолжалось до 34 лет его жизни.

В 1905 году крестьянин Дмитрий Печёркин, который уже много лет странствовал по всей России, посещая монастыри, убедил Распутина сделаться странником. Григорий Распутин внял его убеждениям и отправился с ним по святым местам. Они были на Афоне, в Иерусалиме, Киеве, а затем появились в Петербурге. Встретившийся с Распутиным в то время епископ Феофан говорит о нем, как о благочестивом страннике. Этот же епископ Феофан ввел Распутина в некоторые дома Петербургского «света», где он произвел очень благоприятное впечатление. Распутину пришлась эта новая для него жизнь весьма по вкусу, и когда Печёркин звал его в дальнейшие странствования, Распутин наотрез отказался. Надо сказать, что в то время (примерно в 1907 году) многие представители высшего света увлекались и оккультизмом, и спиритизмом, и всякими другими «исканиями», что, конечно, не выходило за пределы поверхностного влечения или моды скучающих от безделья снобов. Таким же образом Распутин попал в дом Великого князя Петра Николаевича, а затем и к Николаю Николаевичу. Их жены, сестры Анастасия и Милица Николаевны тоже увлекались «духовными» вопросами и «духовность» Распутина им была по душе. В то время обе черногорки были еще в дружбе с Государыней Александрой Федоровной и они и ввели в Царскую Семью Григория Распутина.