Балтийцы (сборник) - Леонид Павлов Страница 30

В течение лета 1916 года в состав действующего флота на Балтийском море одна за другой входили новые подводные лодки водоизмещением 900 тонн, так называемые Бубновского типа, по имени корабельного инженера Бубнова, строившего их на Балтийском судостроительном заводе в Петербурге.

Лодки эти во многом отличались от английских, прорвавшихся к нам в начале войны, превосходили их величиной и вооружением, как минным, так и артиллерийским, но уступали им в скорости хода. Впрочем, к началу 1917 года у нас появились уже лодки типа «Кугуар», превосходившие английские не только вооружением, но и скоростью хода.

Развитие подводной войны требовало полного напряжения как в области конструирования лодок, так и в деле скорейшей подготовки личного состава. Последнее оказывалось труднее первого, и зачастую личный состав новых лодок временно пополнялся людьми лодок, находившихся в ремонте и на отдыхе.

Так, в октябре 1916 года, пока подводная лодка «Волк», на которой я уже совершил несколько боевых походов, была в ремонте, я был командирован на подводную лодку «Пантера» для похода в Норчепингский залив, где часто появлялись германские пароходы под конвоем сторожевых судов.

«Пантера» стояла в передовой базе Рогокюль, построенной с американской быстротой на пустынном берегу Монзунда. До войны здесь была лишь убогая рыбачья деревушка, не имевшая ни железнодорожного сообщения, ни подходных фарватеров, годных хотя бы лишь для миноносцев. Теперь здесь возник целый городок. Казармы, церковь, портовые мастерские, нефтяные склады, радиостанция, удобные пристани. Железнодорожная ветка соединяла базу с Гапсалем, а заново вычерпанные фарватеры открывали к ней доступ из Монзунда для миноносцев и транспортов. Землечерпательные караваны продолжали работать во всех направлениях, подготовляя фарватеры для крейсеров и линейных кораблей.

Поезд пришел засветло. С наступлением вечера база погружалась в абсолютную тьму. Вне закрытых помещений не разрешалось ни одного огня, так как база уже привлекла внимание неприятельских аэропланов и цеппелинов, которые удавалось отгонять днем, но очень трудно было бы отогнать ночью.

«Пантера» готовилась к своему первому походу. Недоставало штурманского офицера. С моим прибытием эта нехватка пополнялась, и лодка должна была сняться со швартовов на следующий день.

Командир показал мне оперативное задание, полученное накануне, и объявил, что хочет выйти на рассвете.

Густой туман лежал над Монзундом. Налеты были невозможны, и мы спокойно выспались перед походом.

Туман не рассеялся и наутро. Но все мы уже приобрели навык бравировать силы природы, и лодка, не видя вокруг себя далее чем на 20 сажен, осторожно вышла из гавани и легла на фарватер.

Точное счисление вывело нас к выходу из Монзунда. В полдень слегка прояснило, и мы благополучно выбрались в открытое море.

Навигационные опасности остались позади, но развернулись опасности боевые, подкарауливавшие нас со всех сторон.

Весь день и всю ночь мы шли, прямым курсом пересекая море. К рассвету следующего дня пришли в Норчепингский залив, но вследствие густого тумана должны были бездействовать весь день.

Неопытность наспех подготовленного личного состава сказывалась на каждом шагу. Непосвященному уху, быть может, трудно уловить это в такого рода диалогах.

– Туман рассеивается, – докладывают с мостика.

Командир и я поднимаемся наверх.

– Что видно?

– Парусник в двух милях.

– Ну это ничего. Парусник вещь безобидная.

– Увы, не так, – возражаю я. – На многих парусниках есть радиотелеграф, состоящий на германской службе, независимо от флага, которым парусник себя прикрывает.