Война роз. Троица - Конн Иггульден Страница 30

Бекингем неторопливо пересказал действия короля, начиная с его давешнего прибытия в Вестминстер, а также короткий перечень его приказов (Маргарет заставила его в дотошных подробностях повторить каждую деталь отрешения Йорка и Солсбери от должности). Граф Перси при рассказе сидел поерзывая и тщетно скрывал свое досадливое нетерпение. Маргарет от этого разбирал строптивый соблазн заставить герцога пересказать все еще раз – что тут говорить, отрадно было слушать, как тверды и точны были повеления ее мужа: вот он, истинный монарх! Тем не менее перебивать и требовать повторов она больше не стала. Поняв, что расспрос окончен, Бекингем, подавшись вперед, оперся лицом на сведенные ладони и с благодушным видом уставился на огонь, пока королева размышляла над его словами.

– Как долго я ждала, чтобы услышать такое, – наконец мягко произнесла она. – Что Йорк и Солсбери изгнаны и теперь где-то вдали зализывают раны. Знать, что сила духа наконец возвратилась к моему мужу. Молю лишь Бога, чтобы граф Сомерсет вернулся из Тауэра несломленным. Его преданность для меня всегда была скалой, на которую можно опереться, в то время как другие ускользали и отворачивались. Я ему доверяю, Хамфри. И не сомневаюсь, что Сомерсет сыграет свою роль в том, что должно произойти.

– Что же такое должно произойти, ваше высочество? – спросил Бекингем с тихой улыбкой.

– Для Генриха недостаточно просто сменить одну комнату на другую, пусть даже это будет тронный зал. Что известно Англии о возвращении моего мужа в доброе здравие, кроме тех немногих, что видели его приезд сюда? Ничего. А между тем он должен быть виден! И не только в Лондоне, это само собой, но и по всей стране. Народ должен видеть своего короля и его нобилей; знать, что Йорк отныне безвластен, а истинный Защитник и Радетель королевства – это снова он сам, король Генрих Ланкастер.

Бекингем хотел что-то ответить, но его опередил Перси, вклинившись колючим старческим тенором, от которого Маргарет тянуло поежиться:

– У короля Генриха, ваше высочество, есть знатные главы семейств, готовые давать ему ценные советы. Вот сейчас он проснется и сможет им внять. А то, как и каким образом, он возвратится к своей публичной жизни, можно оставить немного на потом. За своего супруга вы можете не опасаться. Его величество всюду окружают верные ему англичане, которые не любят ни Йорка, ни это невиллское отродье Солсбери. Мы пойдем тем путем, которым надлежит идти. И если придется, то будем мимоходом среза́ть и плевела.

Маргарет почувствовала, как на щеки возвращается горячий румянец. Полтора года она, забытая всеми, затворницей томилась в Виндзоре подле своего немощного мужа. Граф Перси за все это время не навестил ее ни разу. Смысл его слов был вполне ясен, но сейчас Маргарет охватило глубокое негодование к этому ворону в нахохленных мехах, хищным своим нюхом почуявшему, что пора лететь, прибиваться под бок ее мужу, благо там теперь может появиться что клевать. Свой первый резкий отклик, который так и рвался с языка, она бдительно пресекла и заговорила неторопливо, выверяя каждое слово:

– Милорд. Я была для своего мужа голосом, когда он сам был его лишен. Эта самая верность, о которой вы сейчас упомянули, – именно о ней люди говорят с наибольшей любовью, разве не так? Это слово я слышала из разных уст множество раз с той поры, как Генриха сразила болезнь. Но, по всей видимости, многие предпочитают это слово, так сказать, в идеале, нежели в действительности, когда оно зовет к тяжкому труду и страданиям, а подчас и боли.

Граф Перси, почесывая сбоку свой клюв, пытливо поглядел на нее.

– Я вижу, что чем-то вас задел, ваше высочество. От всей души прошу простить: мне этого не хотелось. Король Генрих…

– … должен быть виден, граф, – закончила королева за Перси и была вознаграждена густым рдением под прожилками на щеках и носу. – Как удачно, что кое-кто из нас заранее продумал, что должно произойти по возвращении Генриха. Я и не сомневалась, граф Перси. Верила, молилась, и все мои молитвы оказались услышаны.

– Да сбудется по словам вашим, королева, – сжал в нитку губы Перси.

Маргарет коротко кивнула:

– Когда король встанет, я начну подготовку к возобновлению судебных процессов. С полчаса назад, милорд, я проходила по залу Вестминстера и видела, что половина судейских мест там укрыта покрывалом от пыли – видимо, там давно уже никто не заседал. Это недопустимо. Вот уж год как судьи Королевской скамьи не выезжали по стране; не слушались дела в судах, не отправлялось правосудие. Какой способ быть увиденным может быть лучше и верней, чем вершить правосудие перед народом Англии? Выслушивать его жалобы, чаяния и видеть, как вершится справедливость, а зло и преступления наказуются? Великий Королевский выезд – с двумя дюжинами судей, шерифами графств, тысячей ратных людей! И чтобы короля при этом сопровождали все знатные семейства! И тогда все от верхов до самых низов узнают, что Ланкастер вернулся на свой престол. Вернулся править. А дом его имеет наследника и поддержку самых знатных и могущественных лордов. Таков он, путь, предначертанный теперь моему мужу, и никакой иной.

Граф Перси повел глазами за окно, где в замерзшем сизом небе низко висело солнце. При этом он перехватил взгляд Бекингема, в котором читалось нечто большее, чем легкая усмешка. За месяцы, проведенные в Виндзоре, герцог привык к французскому акценту Маргариты Анжуйской – приятность для уха, которая, впрочем, разбавляла силу ее слов. Что же до Перси, то на него решимость молодой королевы действовала как тонкие специи на чревоугодника: пикантно, однако сытости нет.

– Ваше высочество изыскивает, как привнести умиротворение одним королевским указом, – наконец сказал он, несмотря на тепло камина, вцепляясь в меха так, что побелели костяшки. – Ваше высочество и впрямь верит, что такой человек, как Йорк, смиренно припадет к ногам его величества? А с ним и Солсбери? И ваше высочество спокойно, без опаски позволит им следовать в свите за спиной у короля? – Старик размеренно покачал головой каким-то своим мыслям, при этом глубже вглядываясь в молодую темноволосую женщину, которая, грациозно сидя на стуле, сейчас внимательно смотрела на него живыми янтарно-карими глазами. – Или же ваше высочество все же не верит, что они внимут этому зову, и обличит их в клятвопреступлении, зная при этом, как поступают с изменниками? Лично я, миледи, предпочел бы этот путь.

Теперь глубже вгляделась уже Маргарет, вновь чувствуя в себе всплеск негодования к этому человеку. Его глаза жестоки, но что делать: он на стороне ее мужа, и неважно, чем он руководствуется. А это сейчас главное.

– Если б мой муж позвал этих троих, а они не явились, это означало бы войну, а она раздерет Англию на части. Нет, я не верю, что такие раны способны сами собой зарубцовываться и на них можно махнуть рукой. Если сделать неверный шаг, они загноятся и погубят всю здоровую плоть. – Королева говорила со спокойной уверенностью, и эти слова магнитили, приковывали к месту. – Так что, милорды, у меня нет намерения приглашать Йорка, Солсбери или Уорика в сопровождение к моему мужу. Пускай эти люди, сами не свои от волнения, кусают ногти, в то время как король Англии собирает вокруг себя самых пылких своих сторонников. Пусть Йорк увидит силу, что может быть выставлена против него, если он осмелится поднять хотя бы одно знамя. – Маргарет подалась вперед, блестя глазами, будто бы завораживая собеседников. – Я не сомневаюсь, милорд, что Йорк остается для нас угрозой. Люди, что единожды вкусили власть, продолжают тянуться к ней вновь и вновь. Я видела такие устремления в своем собственном отце и всех тех коронах, на которые он посягал, но они ему так и не достались. И тем не менее мой муж находится в шаге от полного пробуждения. Он должен явить свою силу и гордо шествовать под своими тремя львами. Он должен предстать во всей своей силе и блистательности, прежде чем мы подступимся к угрозе Йорка и Солсбери. Уорику, быть может, еще не поздно спастись, хотя не знаю. Ну а вы, вы-то это понимаете? Вы со мной, милорд?