Римская диктатура последнего века Республики - Нина Чеканова Страница 3

Определяя существо революционных переворотов как «перерыв постепенности», некий «качественный скачок» в развитии того или иного общества и не считая возможным использовать такое толкование термина «революция» применительно к событиям римской истории, некоторые исследователи обратились к более мягкой трактовке тех изменений и социально-политических конфликтов, которые растянулись в Риме почти на 100 лет и в конечном счете привели к падению республики: не как революции, а как мощного, длительного, сложного революционного движения, являвшего собой несколько мощных революционных взрывов. Среди западноевропейских историков с подобными оценками выступил Е. Корнеманн, в отечественном антиковедении — С.И. Ковалев ^[2]. Так, С. И. Ковалев, пересмотрев отчасти концепцию римской революции как «революции рабов», которой он первоначально придерживался ^[3], в целом по-прежнему опирался на марксистско-ленинское толкование и понимание термина «революция» как вооруженного захвата власти с целью замены одного способа производства другим. При этом он утверждал, что социальное движение в период восходящего развития формации, даже если оно направлено против этой формации, не может считаться революцией. В истории древнего Рима подлинной революцией, по его мнению, была «революция рабов и колонов» в эпоху поздней Империи. События II—I вв. С. И. Ковалев представлял как широкое демократическое по своим движущим силам революционное движение, точнее, как «несколько крупных взрывов революционного движения», которое, однако, не могло перерасти в революцию; установление же военных диктатур I в. до н. э. и переход к системе империи был контрреволюцией. Подобный взгляд упрощал проблему перехода Рима от республики к империи, лишал историческую концепцию ее основного методологического звена — социального содержания римской революции. В результате в ряде исследований, особенно в последнее время, понятие «революция» вообще приобрело метафорический характер. Так, А. Хойс считает, что римская революция не имела ни сознательно поставленной цели, ни определенных движущих сил: аграрная программа Гракхов была демократической по форме, консервативной по существу и имела своей целью реставрацию римских общинных отношений; сулланская конституция, аристократаческая по своему духу, должна была восстановить и укрепить сенатскую республику; Цезарь, стремясь к собственному возвышению, остановил развитие римской революции, лишь после его смерти она должна была пойти дальше.

Об отсутствии единых социально-экономических, политических и духовных установок в римском обществе, следовательно, «размытом» характере социальных выступлений, говорят Р. Смит и Ф. Кауэлл.

Карл Крист, определяя события 133—30 гг. как эпоху римской революции — «Römisches Revolutionszeitalter», имеет тем не менее в виду не резкое столкновение сословно-классовых противоречий, а перманентный кризис Римской республики, развивавшийся в течение ста лет и проявлявшийся в дезинтеграции экономической, социальной и политической жизни римского общества. Некоторые исследователи вообще пытаются отойти от термина «революция» и определяют переход от республики к империи как «общественный переворот».

Особый взгляд на проблему римской революции высказал С. Л. Утченко. С одной стороны, он выступил с критикой упрощенных подходов к данной проблеме; с другой — принципиально отверг идею реформационного характера перехода от республики к империи; наконец, предложил собственное определение характера и существа событий II—I вв. до н. э. как «социальной революции», осуществленной в рамках единой общественно-экономической формации. По мнению С. Л. Утченко, это была демократическая революция против Рима-полиса, против «староримской аристократии, против крупного землевладения… борьба италийского крестьянства за землю и политические права». Она развивалась условно в 146—88 гг. до н. э., ее кульминационным пунктом была Союзническая война, превратившая Рим из полиса в федеративное государство с единой территорией и единым гражданством, движущими силами — социальные элементы, несущие неполисные традиции. Все последующие события, с точки зрения С. Л. Утченко, имели контрреволюционный характер, и установление принципата Августа означало по существу реакцию нобилитета на широкое революционное антиполисное движение.

Сторонники нереволюционной (реформационной) концепции перехода Рима от республики к империи принципиально иначе рассматривают события второй половины II—I вв. до н. э. Состояние римского общества и государства они определяют как «кризис», «трансформацию», «процесс обновления», «симптомы адаптации», «переходность», «палингенез» и т. п. Однако так или иначе за этими различными определениями стоит сходное понимание исторической ситуации: кардинальные структурные изменения во всех сферах республиканской жизни при одновременном нарождении новых структурных элементов. Именно так оценивал характер диктатуры Цезаря и положение Помпея Эдуард Майер. Он подчеркивал различие государственно-правовых форм их власти, но видел в них два варианта развития одного процесса — становления единовластия в Риме с той лишь разницей, что диктатура Цезаря была аналогом эллинистической монархии, а сложившаяся в Риме империя в форме принципата — воплощением и развитием политических идеалов и практики Цицерона и Помпея. В целом систему принципата он рассматривал как трансформированную в результате реформ форму республики.

Л. Виккерт видел в системе принципата Августа результат развития элементов, имманентно присущих римскому обществу, его правовой системе и политическим традициям. В самом понятии princeps он выделял исконно римскую идею первенства авторитетных римских политиков.

Эрнст Мейер отмечал, что в основе процесса падения Римской республики лежали постепенные важнейшие изменения римской общественно-политической системы, а существо перехода к империи расценивал как процесс постепенной реконструкции республики.

Чрезвычайно ярко и образно определил суть проблемы В. Эдер: дело не в смене одной формы правления другой, а в «сползании, едва различимом переходе к системе, в котором чисто республиканский принцип — формирование социальной и политической власти, основанной на персональных взаимоотношениях и зависимостях, — дошел до крайности».