Ежов. История `железного` сталинского наркома - Алексей Полянский Страница 3

Достоверно установлено, что нарком НКВД Ежов принимал участие в следствии и лично санкционировал применение к арестованным так называемых «физических методов воздействия». О ходе подготовки к процессу Ежов ежедневно докладывал Сталину. За два дня до процесса, 9 июня, в 22 часа 45 минут в присутствии Сталина, Молотова и Ежова Прокурор СССР Вышинский подписал обвинительное заключение по делу. Тогда же был согласован, а точнее, предрешен приговор всем подсудимым — расстрел.

Так начался разгром кадров военачальников и командиров Красной Армии. Высший начальствующий состав Ежов за какие-то полтора года успел уничтожить почти полностью.

На его счету — два Маршала Советского Союза: Михаил Тухачевский и Василий Блюхер. Последний — первый кавалер ордена Красного Знамени (и один из четырех, удостоенных в годы Гражданской войны этой награды четырежды), он же первым получил новые советские ордена — Ленина и Красной Звезды. Правда, Блюхера не расстреляли — его замучили в Лефортовской тюрьме пытками.

Четыре командарма первого ранга (это звание соответствовало нынешнему званию генерала армии): Иван Белов, Иероним Уборевич, Иван Федько (также кавалер четырех орденов Красного Знамени), Иона Якир.

Оба флагмана флота первого ранга (ныне это звание адмирала флота): Михаил Викторов, Владимир Орлов.

Командармы второго ранга (ныне соответствует званию генерал-полковника): Яков Алкснис, Михаил Великанов (также кавалер четырех орденов Красного Знамени), Иоаким Вацетис, Иван Дубовой, Павел Дыбенко, Николай Каширин, Август Корк, Михаил Левандовский, Александр Седякин, Иннокентий Халепский.

Флагманы флота второго ранга (ныне это звание адмирала): Григорий Киреев, Иван Кожанов, Петр Смирнов-Светловский.

Армейские комиссары второго ранга: Михаил Амелин, Лазарь Аронштам, Ян Берзин, Антон Булин, Георгий Векличев, Александр Гришин (застрелился), Григорий Гугин, Борис Иппо, Сергей Кожевников, Михаил Ланда, Август Мезис, Григорий Окунев, Иосиф Славин, Александр Шифрес.

Комкоры: Михаил Алафузо, Эрнест Аппога, Григорий Базилевич, Михаил Баторский, Георгий Бондарь, Петр Брянских, Леонид Вайнер, Матвей Василенко, Гаспар Восканов, Гая Гай, Ян Гайлит, Илья Гарькавый, Анатолий Геккер, Маркиан Германович, и т. д. Иначе говоря, только одних комкоров по-нынешнему генерал-лейтенантов — 60 человек!

А были еще корпусные комиссары, комдивы, дивизионные комиссары, комбриги и бригадные комиссары, военврачи и военинженеры соответствующих рангов и званий, полковники, майоры, флагманы, капитаны всех рангов, просто капитаны и даже лейтенанты!

Армия была в прямом смысле слова обескровлена — и это всего за три-четыре года до начала нападения на СССР фашистской Германии! Стоит ли после этого удивляться тяжелейшим неудачам и огромным, миллионным потерям Красной Армии в первые полгода Великой Отечественной войны!

«Без тридцать седьмого года, — писал Маршал Советского Союза А.М. Василевский, — возможно, и не было бы вообще войны, войны в 1941 году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль оказала оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел…»

Пострадала и оборонная промышленность: под расстрел были подведены директоры многих военных заводов, конструкторы авиационной, артиллерийской, танковой, радиотехники.

Был выбит цвет военной науки — расстреляны почти все ведущие профессоры военных академий, в том числе и академии генерального штаба, лишь на том основании, что многие из них были генералами и старшими офицерами еще в русской дореволюционной армии, хотя с самого начала Гражданской войны служили в армии Красной. Это не могло не сказаться на подготовке новых кадров командиров Красной Армии и Флота.

В 1941 году лишь 7 процентов командиров Красной Армии имело высшее военное образование, 37 процентов не прошло полного курса средних военных училищ.

Вторым процессом, подготовленным уже под прямым руководством Ежова, стал процесс по делу «Антисоветского правотроцкистского блока» в марте 1938 года.

Военная коллегия Верховного суда под председательством справедливо прозванного «кровавым упырем» Василия Ульриха (это его подпись узаконила тысячи казней) приговорила к смертной казни по насквозь сфальсифицированным обвинениям крупнейших партийных и государственных деятелей: Николая Бухарина, Алексея Рыкова, бывшего наркома внешней торговли Аркадия Розенгольца, бывшего наркома земледелия Михаила Чернова, бывшего наркома НКВД Генриха Ягоду, а также бывшего ответственного сотрудника НКВД Павла Буланова, консультанта Лечсанупра Кремля доктора Льва Левина, научного руководителя Государственного НИИ обмена веществ и эндокринных расстройств Игнатия Казакова, Вениамина Максимова-Диковского — бывшего секретаря В. В. Куйбышева, бывшего секретаря А.М. Горького, ныне директора музея писателя Петра Крючкова.

По этому же процессу был приговорены к длительным срокам тюрьмы видный деятель партии Христиан Раковский, бывший председатель Центролеса Исаак Зеленский, нарком Наркомлеса Владимир Иванов, замнаркома земледелия Прокопий Зубарев, нарком финансов СССР Григорий Гринько, предсовнаркома Узбекской ССР Файзула Ходжаев, советник полпредства СССР в Германии Сергей Бессонов, профессор-медик Дмитрий Плетнев, первый замнаркома НКИД СССР Николай Крестинский, первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана Акмаль Икрамов, первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Василий Шарангович. Никто из них на свободу так никогда и не вышел. Все были уничтожены в заключении уже и вовсе без судебного фарса.

Ко всем подсудимым всех процессов применялись меры «физического и психологического воздействия». В переводе на нормальный русский язык это означает, что во время следствия и даже (такие случаи известны) по ночам между судебными заседаниями их зверски избивали, сутками держали на так называемой стойке (подследственный не имел право присесть, следователи же, сменяя друг друга, вели допросы круглосуточно), лишали подолгу сна, шантажировали, угрожали репрессиями против членов семьи, обманывали. Обещали, к примеру, в случае самооговора и «хорошего поведения» на суде сохранить жизнь, даже цинично… призывали к чувству партийного долга! Да-да, это не ошибка. Иногда подследственных уговаривали признать свою вину, поскольку это нужно партии! Удивительно, но порой этот метод срабатывал! Меры физического воздействия применялись в ОГПУ и НКВД и раньше, особенно часто — в провинции, но как бы стыдливо, не явно. Следователь мог ударить арестованного, но делал это на свой страх и риск, порой нес за это наказание. В любом случае от него требовалось представление суду более серьезных доказательств, нежели простого признания обвиняемого.

Если же контрразведчики имели дело с подлинными, а не липовыми шпионами, то они проводили серьезную глубокую работу, исключающую избиения в принципе, которая вовсе не обязательно завершалась вынесением обвинительного приговора. Иногда вообще дело до суда не доводилось. В ряде случаев выгоднее перевербовать вражеского агента иностранной разведки, нежели попросту расстрелять. (Разумеется, такое прагматичное мягкосердечие не применялось к диверсантам и террористам.)