20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи Страница 29

Первый из «этих новых господ» – это министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат, толстый вюртембергский юнкер в перламутрово-сером жилете, с соответствующего цвета галстуком и в лакированных ботинках. Неповоротливый, он кажется всегда сонным, но на самом деле очень хитер. Он приехал из Рима, где был послом, и не имеет ничего против того, чтобы в Лозанне рассказывали о его последнем приключении в Риме с секретной итальянской полицией.

…Муссолини знал, что в сейфе германского посольства в Риме хранится большая кожаная папка, где собраны документы, свидетельствующие о связях, которые германское посольство тайно поддерживало с крупными итальянскими деятелями.

В свою очередь, фон Нейрат был информирован, что с помощью заранее подделанных ключей агенты Муссолини должны были проникнуть ночью в посольство, пробраться в архив, открыть знаменитый сейф и завладеть драгоценной папкой.

Поэтому фон Нейрат вынул из этой папки все документы и вместо них положил чистую бумагу. Затем в назначенное время он сам лично подстерегал приход взломщиков.

В 2 часа ночи дверь открывается и в помещение проникают два таинственных субъекта. Они открыли сейф и взяли кожаную папку. И тотчас же были схвачены, связаны и обезоружены. Обыскав их, установили, что это были не кто иные, как два итальянских правительственных чиновника: лейтенант и комиссар полиции!

* * *

Рядом с бароном Нейратом сидит министр финансов граф Шверин фон Крозиг, который на самом деле и не граф и не Шверин, а всего-навсего очень богатый человек по фамилии Крозиг, усыновленный очень бедным графом Шверином.

Заседания проходят и накаленной атмосфере. Макдональд, который в очень плохом настроении, все время заявляет, что «следует аннулировать все долги»! Он обвиняет прессу. Впервые журналистам запрещено присутствовать на заседаниях международной конференции.

Макдональд упрекает также и малые страны (доминионы, Чехословакию, Польшу, Португалию, Югославию), которые жалуются, что они всегда узнают о решениях великих держав только через печать. И на пышном завтраке, устроенном лозаннским муниципалитетом, он торжественно, с высочайшим презрением заявляет:

– Подданные стран с населением менее десяти миллионов человек не стоят того, чтобы к ним были внимательны, они всего лишь туземцы!

* * *

Таким образом, обстановка оставляет желать лучшего.

И делегаты тщетно пытаются отдохнуть от напряжения, отправляясь на просмотр фильма «Конгресс веселится».

– Им здорово везло во времена Меттерниха! Не то что нам, – недовольно замечает толстый португальский министр де Мата.

Однако каждый день около полудня, несмотря на зной, господа делегаты направляются к озеру купаться на Лозанн-пляже, где в прекрасном цветущем саду, недалеко от вышек для прыжков в воду, расположен прекрасный спортивный городок.

Жермен Мартэн с большим зонтом в руках, в черном сюртуке, в котелке и белом жилете каждое утро является сюда, чтобы совершить прогулку. Заметив красивого атлета в маленьких светло-голубых плавках – единственной дани, отдаваемой законам стыдливости, – который, прыгая с вышки, мастерски исполнил в воздухе тройной пируэт, а затем, выйдя из воды, стал упражняться на гимнастических кольцах, Жермен Мартэн, узнавший в этом человеке фон Папена, прямо остолбенел! Он бормочет:

– Меня порядком беспокоит этот молодой немецкий канцлер… Какие пируэты он умеет делать! Боже мой, какие пируэты!

По вечерам «великий французский финансист», окруженный своей когортой экспертов, всегда направляется на берег озера и заглядывает в маленькие ресторанчики, полные мошкары. В этот вечер Эррио сидит в «Кафе дю лак». Он только что получил письмо от посла Клоделя, который неизвестно почему нацарапал ему неопубликованные стихи «Эпитафия пострадавшему в пути». Эррио читает их:

Славный пешеход Годфруа,

Увы, спит под мрамором холодным.

Говорят, что он был прав.

Но если бы он даже был неправ,

Он все равно мертв.

– Вы говорите о репарациях? – спрашивает вошедший в этот момент Жермен Мартэн, не зная, о чем идет речь.

* * *

В середине работы конференции фон Папен приглашает однажды вечером на чашку чая в отель «Карлтон» двух французских экспертов и двух журналистов.

Любящий поговорить канцлер весьма любезен и сам разливает чай своим гостям. Он объясняет на превосходном французском языке:

– В настоящее время в Берлине генерал фон Сект, наиболее влиятельные круги рейхсвера, реакционные круги – все выступают за союз с Советами. Но я и вместе со мной члены «Клуба господ» и промышленные объединения – мы предпочитаем союз с Францией. – И фон Папен продолжает в льстивом тоне: – Разве не настал час, когда моя и ваша страны должны похоронить тысячелетний спор о Рейне? Поверьте мне, обе наши страны обладают гением, взаимно дополняющим друг друга.

Провожая нас до лифта, фон Папен уточняет:

– Эта идея не нова. Людендорф и генерал-майор Макс Гофман уже пытались предложить вашему маршалу Фошу создание общего франко-германского генерального штаба… Франко-германский союз продолжает оставаться ключом к разрешению всех европейских проблем.

Лифт подошел, но фон Папен еще не исчерпал доказательств правильности своей идеи. Вместе с нами он входит в лифт и продолжает:

– По моему мнению, в настоящее время существует только две возможности: либо Франция будет преобладать над Германией, либо между этими странами будет царить полное и тотальное взаимопонимание, с тем, чтобы в будущем никогда не мог встать между нами вопрос о войне.

Об этих любопытных доверительных заявлениях канцлера немедленно сообщают Эррио, который приходит в негодование:

– Друзья мои, но это гасильник для свечей… Ни слова больше! 16 июня Папен пришел ко мне и говорил о «прямом соглашении» между Францией и Германией, о контактах генеральных штабов и т. д. 24 июня он еще раз повторил мне эти же самые предложения. Поверьте мне, канцлер ищет только предлога, чтобы втянуть нас в переговоры, которые изолировали бы нас от наших союзников. Мы не должны этими предложениями вводить в заблуждение французский народ! Это гасильник… гасильник!

* * *

Конференция продолжает свою работу.

Наконец 8 июля на полном драматизма ночном заседании Макдональд и Невиль Чемберлен окончательно присоединяются к французской точке зрения. Они соглашаются: что Германия обязана выплатить сумму в три миллиарда золотых марок поставками натурой; что Франция и Англия обязуются консультироваться между собой в случае, если мир во всем мире окажется под угрозой; что принятие немецких поставок натурой будет зависеть от того соглашения относительно долгов, которое должно быть заключено впоследствии с Соединенными Штатами.

– Мы спасли свою честь, но мы теряем репарации, – ворчит Жермен Мартэн.

В этот вечер на озере устраивается замечательный фейерверк. Вместе с Невилем Чемберленом, крупным английским финансистом и своим опасным противником, Жермен Мартэн меланхолически наблюдает, как светящийся дождь огней фейерверка падает в озеро. Он вздыхает: